Рось квадратная, изначальная

Зайцев Сергей Григорьевич

– С лицом, базаришь… – Хитрун задумался, пристально разглядывая двуликого истукана. И властно распорядился: – Ну, раз ты такой глазастый, так и сделай так же!

Скалец почесал в затылке, понял, что деваться некуда, шагнул к олдю и, ухватив его за один из носов, выдававшихся из плоских лиц круглыми загогулинами, попытался выкрутить набок. Нос не поддался, даже самую малость не шевельнулся. Истукана явно устраивало нынешнее положение его причиндалов, в каком их прилепили ещё Неведомые Предки на заре сотворения Универсума.

– А, чтоб тебя, разогни коромысло, – злобно зашипел Скалец,

не испытывая особого желания получать от Хитруна подзатыльник, на которые ватаман был горазд – в этом слав успел уже убедиться на своём личном опыте даже за столь недолгое знакомство с ватагой. А ещё ватаман, кроме всего прочего, любил сворачивать виновным носы – недаром сии предметы у всей ватаги давно и надёжно смотрели вкривь и вкось, так что родовой матюгальник Хитруна давно уже вжился в плоть и кровь каждого. Лишь Красавчик пока мог ещё щеголять целой физией, но только потому, что окончательно в ватагу ещё принят не был (чему, честно говоря, особенно и не печалился, так как внешностью своей дорожил и совсем не собирался отказываться от своей популярности у девиц). – Я же видел, как тот дедок тебе что-то крутил.

Он вцепился в соседний нос, пытаясь проделать с ним такое же изуверство, что и с первым, и, не отрываясь от дела, украдкой скосил глаз. Вся ватага в полном составе стояла рядом и мрачно наблюдала за его безуспешными действиями, почему-то, против обычая, не прикалываясь ни словом, ни жестом. Что-то в этом зловещем молчании показалось Скальцу особенно пугающим.

Особенно – в безмолвности Хитруна.

Потому что усы ватамана начинали прямо на глазах слава раздуваться от подступавшей злости. Красавчик заторопился пуще прежнего, изображая лихорадочную деятельность, и, оставив нос олдя в покое, принялся дёргать каменные уши. Но и это ничего не дало.

В отчаянии, чувствуя, как тело с головы до ног покрывает холодная испарина, он заехал двуликому истукану кулаком в ближайший лоб.

После чего, вопя от боли и размахивая ушибленной рукой, как ветряная мельница лопастями при сильном ветре, отскочил от олдя и запрыгал на месте.

И тут чудо всё-таки случилось!

Словно в ответ на его крик олдь полыхнул прежним светом – сверху донизу, и перепуганные бандюки едва не бросились врассыпную. Однако, вовремя заметив, что бесстрашный ватаман даже не двинулся с места, остановились. Дело в том, что явные проявления трусости ватаманом карались неотвратимо и беспощадно, и одними свёрнутыми носами кара за подобные проступки не ограничивалась.

– Ага! – вскричал Хитрун. – Ну, раз они смогли, то и мы смогём! Ну чего стоите, кровь из носу? Сигайте в свет!

Несмотря на начальственный окрик, никто не торопился.

– Понятно, – зловеще усмехнулся Хитрун, обводя взглядом всех поочерёдно, – нужен доброволец… Ну, кто же у нас самый храбрый?

Бандюки лишь втягивали головы в плечи, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и переглядываясь. Тут взгляд Хитруна остановился на Скальце, тот враз понял: пропал! Пропал, разгони коромысло!

– Ага, кровь из носу, – снова вскричал ватаман, – вот и желающий! Смотрите и учитесь, елсовы дети, малый не из ватаги, но смелее всех вас будет!

– Да я не… – заикнулся было незадачливый слав, но тут могучая фигура Хитруна резко надвинулась, и загребущие лапищи вздёрнули его в воздух, ухватив за штанцы и за шкирку, словно малого дитятю. Скалец и пикнуть не успел, как волшебное сияние каменного истукана окутало его с головы до ног.

В тот же момент у него в глазах полыхнуло и…

И он очутился уже в соседнем домене, возле такого же олдя.

– Эй, Скалец, ты жив или как? – донёсся через Бездонье заинтересованный бас ватамана.

Скалец лишь слабо махнул в ответ рукой, пытаясь прийти в себя от свалившейся на его бедную голову напасти, и на ослабевших ногах отошёл в сторонку – на всякий случай.

Бандюки же, разглядев сигнал, начали сигать через Бездонье один за другим, причём, появляясь возле Красавчика, каждый считал своим непременным долгом от всей души хлопнуть того по плечу. Последним с важным видом появился Хитрун, и Скалец поспешно отступил ещё дальше, пока его плечо не отвалилось от бандюковских поощрений. Всякое желание мести у него к этому времени уже пропало, и он страстно восхотел очутиться где-нибудь подальше от ватаги и поближе к родному дому.

– У, истукан каменный, завёл елс знает куда, – пробормотал под нос Скалец с тихой ненавистью. И зная, что тут же пожалеет, не удержался и со злостью врезал носком сапога прямо в каменный пах, что стыдливо прикрывался руками олдя. После чего, зашипев, как гадюка, запрыгал на одной ноге.

И вдруг в ночи оглушительно загрохотало, заставив ватагу шарахнуться в разные стороны:

– Вследствие критического износа служебный портал становится на техническое обслуживание!

От испуга Скалец едва не прыгнул выше головы, моментально забыв об ушибленной ноге, и резко обернулся, завертев головой. Что это? Где? Неожиданно он понял, что могучий голос, от которого, казалось, дрожала сама земля, шёл из самого олдя!

– При необходимости воспользуйтесь соседним порталом!

Голос умолк. В тот же момент глаза олдя замигали яркими вспышками, а сам истукан, загудев, как сотня пчелиных ульев, завертелся вокруг оси и с громким шорохом ушёл в землю – даже макушки не осталось!

Это чудо поколебало даже невозмутимость ватамана. Мало того что весь светится, так ещё и говорит! Утробно всхрапнув, Хитрун ломанулся куда-то в темноту со всех ног, подальше от жуткого олдя, причём проделал это с такой скоростью, что его вздыбившиеся усы, отброшенные встречным напором воздуха назад, заполоскались за спиной на манер конячьей гривы. А ватажники, глядя на такое дело, со всех ног припустили за ним, опережая друг дружку и разнося далеко окрест беспорядочные вопли.

– В гробу я видел эти чудеса, пся крев! – громче всех дурным голосом орал Буян.

Отбежав от страшного места, Хитрун вспомнил о своей пресловутой храбрости и, устыдившись порыва, остановился. Честно говоря, зря он это сделал так внезапно, не подумал ватаман о последствиях – все ватажники, скакавшие следом, впечатались ему один за другим в спину, как картинки в колоду. И устоял бы ватаман, могучий и кряжистый, как столетний дуб, широкоплечий и необъятный, как торговый сарай… ежели бы не Скалец, врезавшийся в спину последнего из бегущих…