Росс Полдарк
Шрифт:
Освещенные лучами яркого заката, девушки медленно ехали домой под аккомпанемент куплетов и витиеватой брани, дававшей понять, что Джуд еще не выдохся.
Поначалу разговаривали они неохотно, каждая была поглощена собственными мыслями и довольна радостями прошедшего дня. Совместная прогулка позволила им лучше понять друг друга.
Когда солнце зашло за Сент-Агнесс, небо замерцало яркими лимонно-оранжевыми тонами. Поднявшиеся кверху облака оказались вовлечены в яркую игру красок, и, потеряв форму, окрасились в причудливые
– Верити, - произнесла Демельза.
– Насчет этой одежды.
– Да?
– Фунт, одиннадцать шиллингов и шесть пенсов выглядят весьма дороговато для парочки корсетов.
– Они хорошего качества. И послужат тебе изрядно.
– Прежде у меня никогда не было настоящей пары корсетов. Я боялась, что они захотят, чтобы я разделась А мое белье просто ужасно.
– Я одолжу тебе кое-что из моего, когда пойдешь на примерку
– Ты пойдешь вместе со мной?
– Да. Мы можем встретиться где-то на пути.
– А почему бы тебе тогда не остаться в Нампаре? Еще на две недели?
– Дорогая, я весьма польщена и благодарна за твое приглашение. Но я нужна в Тренвите. Быть может, я навещу тебя вновь к весне?
Некоторое время они ехали молча.
– А двадцать девять шиллингов за эту шляпку для верховой езды. И это прелестное сиреневое с зеленым платье. Боюсь, нам не следовало на них тратиться.
– Тебе не следует так себя корить.
– На то есть причина. Мне следовало сказать её тебе раньше.
– Сказать что?
Демельза замялась.
– Что, может, мои размеры не будут прежними. Тогда я не смогу их носить, и деньги будут выброшены на ветер.
Верити понадобилось мгновение, чтобы уловить смысл сказанного, поскольку Демельза выпалила всё одним духом. Дорога в этом месте сужалась и становилась неровной, поэтому лошади пошли вереницей. Лишь когда они вновь поехали бок о бок, Верити осмелилась спросить:
– Милая, ты имеешь ввиду...?
– Да.
– О, я весьма рада за тебя, - Верити с трудом подбирала слова.
– Ты, должно быть, очень счастлива.
– Вообще-то нет, - произнесла Демельза, - особой радости я не испытываю. Мой прежний распорядок нарушен, а в ночь на прошлое воскресенье я бодрствовала всю ночь и чувствовала себя странно. Сегодняшним утром меня вновь тошнило, точь-в-точь как Гаррика, когда тот наглотается червей.
Верити рассмеялась.
– И ты волнуешься из парочки платьев! Росс... Росс будет в восторге!
– О, я пока не могу ему признаться. Он слегка странноват в таких делах. Реши он, что я приболела, так заставит меня сиднем сидеть весь день и бездельничать.
Яркое сияние исчезло с небосвода, оставив после себя облака, омытые насыщеным фиолетовым свечением. Скудный сельский пейзаж окутался теплым светом - бесчисленные стада коз на вересковых пустошах, отдельные стога сжатой пшеницы, деревянные верхушки шахт, серая черепица и обмазанные глиной лачуги; светились и девичьи лица под широкоми шляпками, а ноздри лошадей поблескивали.
Ветерок стих, и вечернюю тишину нарушали лишь звуки езды: клацанье лошадиных зубов об удила, скрип кожаных седел и цоканье копыт. На небе застыл полумесяц, и Демельза поклонилась ему. Верити обернулась и посмотрела назад. Джуд находился от них в четверти мили, а Рамут остановился и пощипывал живую изгородь. Джуд же распевал:
– И лето мы везем домой, что следует за маем....
Они подъехали к Баргусу. В этом мрачном и пустынном месте погребали душегубов и самоубийц. Виселица уже несколько месяцев пустовала, но место считалось нечистым, и обе с облегчением вздохнули, проехав его еще до наступления темноты.
Теперь, когда они вошли в знакомые места, лошади перешли на рысь, но девушки придержали их, чтобы Джуд не остался далеко позади.
– Я слегка побаиваюсь, - произнесла Демельза, словно громко разговаривала сама с собой.
Взглянув на Демельзу, Верити поняла, что та имела в виду не привидения или разбойников.
– Я тебя понимаю, дорогая. После родов вскоре всё пройдет и...
– Нет-нет, - прервала её Демельза.
– Я не за себя боюсь, а за Росса. Видишь ли, он любит меня совсем еще недолго. А теперь я стану уродиной на многие месяцы. Вдруг он увидит, как я уткой переваливаюсь по дому, и забудет, что когда-то меня любил.
– Тебе не следует этого опасаться. Росс никогда ничего не забывает. Я полагаю, - Верити всмотрелась в сгущающиеся сумерки, - это черта нашей семьи.
Последние три мили они преодолели в полной тишине. Молодая луна вслед за солнцем опускалась вниз. Вскоре она исчезла, оставив после себя тонкую дымку. Демельза смотрела, как крохотные летучие мыши кружат и мелькают на их пути.
Когда девушки проехали молодые рощицы возле Уил-Мейден и въехали в знакомую долину, то почувствовали облегчение. По обочинам стояли свежесжатые стога - два пшеничных и один овсяный; по утрам, в лучах рассвета, они светились золотом - два ярко, а один тускло. В конце долины мерцали огоньки Нампары.
Росс стоял в дверях, поджидая, чтобы помочь им спуститься с седла и провести в дом.
– А где Джуд?
– спросил он.
– Он что...?
– Он там, - ответила Демельза.
– Всего лишь там, наверху. Моет лицо у ручья.
Глава седьмая
Осень не желала сдавать свои права, словно наслаждалась своим совершенством. Ноябрьские ураганы не срывались, а листья высоких вязов, желтые, коричневые и бледно-алые, мерно плыли по ручью до самого Рождества. Жизнь в Нампаре текла так же размеренно. Они жили вместе, эти несхожие любовники, в гармонии и согласии, работали, засыпали, ели, любили, смеялись и ладили друг с другом, создав вокруг себя прелестный остров забот, на который внешний мир не делал серьезных попыток покуситься. Рутина их жизни стала частью каждодневного удовольствия.