Россия будет воевать
Шрифт:
Метеорит или планета с нежным названием, погромы, самоубийства, оргии. Сходство этих текстов напоминает мне страницы школьного учебника по геометрии с однотипными примерами. Сходство это определенно не может быть случайным. Западный человек начал решать какую-то важную для него лично мировоззренческую задачу.
Какую?
Можно вдаться в конспирологию и предположить, что некая мировая закулиса руками режиссеров Феррары и фон Триера (что само по себе довольно фантастично) подготавливает человеческое сознание к масштабному катаклизму.
Можно
Мое объяснение намного неприятнее.
Ранее жанр апокалипсиса также был популярен. Но в каждом фильме присутствовал герой-спаситель и сопутствующая ему надежда на продолжение жизни человечества и цивилизации. Даже после смерти главного героя — жизнь продолжается, остается память о нем, плоды его жизни, друзья, дети. Остается мир, в котором цветут цветы, растут деревья и — рождаются новые дети.
В новой же традиции — надежда исчезает полностью, после катастрофы не остается ничего.
На мой взгляд, причина такой резкой перемены заключается в неизбежно вытекающей из секуляризации и либерализма утрате Западом христианской веры, которая давала человеку надежду на преодоление смерти, утрате героической идеи, которая меряет человека совершенным, а не потребляемым: совершенное остается — даже после того как процесс потребления прекращается вместе с остановкой дыхания и сердцебиения.
Западный отторженный от веры (любой веры) человек, воспитанный в идеологии потребления, не может рассмотреть ничего за пределами своего собственного существования. Его смерть означает для него одновременную вселенскую катастрофу — уничтожение всего мира. Именно отсюда — и жанр.
Поскольку воспитан человек именно в обществе потребления, а следовательно, возлюбил себя как Бога и поклоняется себе, то он лишен того, чем защищались от страха смерти его верующие предки — любви к Богу, к стране, к народу, к жене. Все вышеперечисленное в его сознании — не объект любви, а среда обитания или объекты потребления. И, следовательно, никакого самостоятельного смысла не имеют и не дают.
Для современного западного секулярного человека он сам и окружающие его люди — временно живые мертвецы. Это общество будущих мертвых. Это те, кто временно шевелится, а потом навсегда перестанет. Все эти люди — сограждане Абсолютного Ничто. Это вопиющая и плачущая о себе пустота.
Единственное, что утешает современного европейского человека — только относительно большая продолжительность жизни, это благополучное «не сейчас». И наркотик потребления, который в виду глобального кризиса заметно снизил свое воздействие. Фильмы этого жанра анализируют как раз тот момент, когда у зрителя отнимается его страусиное «не сейчас», и спрашивают: «А если сейчас, то что?»
В результате ответ выглядит в точности как обычная человеческая жизнь, только в крайнем и концентрированном варианте. Временно
Эти фильмы безнадежны и плаксивы именно потому, что безнадежно секулярное мировоззрение, а персонажи трахаются, грабят и убивают себя именно потому, что секс, потребление и самоубийство — единственные ответы, которое секулярная гуманистическая европейская цивилизация припасла на такой случай.
Собственно, это и есть ответ на вопрос «Что такое вера?»
Вера — это страстная, могучая, пылкая надежда на победу над смертью. Страстная надежда на то, что мы не прекратимся, и любовь наша не потухнет, а спасет нас и даст нам вечную жизнь — не для того, чтобы ходить вечно в белых туниках и играть на арфах, а для того чтобы творить еще больше, соучаствуя в том, что Христос назвал «се творю все новое».
Что же касается теперь уже не их, а нас, то я не вижу никакого другого способа не погружаться в слизь саможаления и созерцания наступающего ужаса небытия, кроме как любить жизнь с такой силой и полнотой, чтобы не оставалось места для страха смерти.
Каждый день просыпаться и засыпать с одной и той же молитвой о том, чтобы Бог помог тебе быть таким, каким он тебя задумал, а не как попало. Так сильно любить друг друга, своих жен, мужей, детей, народ и Родину, чтобы на страх не оставалась пространства в сердце и времени.
И, если уж на то пошло, и Апокалипсис наступит, — встретим его вместе. Как и полагается братьям, как и полагается народу, которым мы и являемся.
На миру и смерть красна.
А с вами мне ничего не страшно.
Призрак сверхчеловека
14 августа 2012
В своем интервью известный галерист и организатор выставок того, что в некоторых кругах называется «современным искусством», Марат Гельман, в числе прочего сказал следующее:
«Кирилл должен сказать, что церковь не должна вмешиваться в дела государства — и не будет больше. События декабря показали, что церковь ошиблась. Когда люди вышли на улицы бороться против лжи, они ведь, по идее, были не за Путина, не против, — они были против фальсификаций. Церковь как носитель нравственных традиций должна была сказать: власть может быть любая, но врать нехорошо. Но она заняла позицию — мы защищаем власть, потому что мы тоже власть. А в Польше, когда была большая антисоветская борьба, церковь встала на сторону народа — и выиграла. Сейчас, мне кажется, церкви нужно каким-то образом подать сигнал, что была совершена ошибка и что далее церковь будет стараться уходить от политических вопросов».