Россия будет воевать
Шрифт:
Человек, строго говоря, — это звук, производимый струнами, натянутыми между его сознанием и внешним миром. Каждая струна тянется к чему-то, с чем наша душа связана, и чем больше этих связей, тем сложнее и насыщеннее музыка. То есть человек. Чем прочнее эти связи, тем мощнее аккорд мы способны выдать во Вселенную, заставляя мир повторять нас как эхо.
Все это происходит только в том случае, если нас настроить. Но как это сделать? Если мы являемся отражением мира, а мир — нашим отражением, то мы находимся в замкнутом круге, из которого не выйти. Бытие определяет сознание,
Мы обречены вечно воспроизводить своей жизнью все тот же обгаженный и разрисованный забор, возле которого выросли. Были бы обречены, вернее, — если бы не умели мечтать. Мечтать о другом, лучшем мире, других, более совершенных нас, да хотя бы о более чистом и аккуратном заборе. Умение мечтать вырывает нас из вышеописанного круговорота обреченности. Мечта приходит к нам из мира идеалов — наших представлений о том, как все должно быть, из наших представлений о сути вещей — о том, что такое мир, что такое забор, что такое мы, что есть человек.
Так вот: для народа мечты создают специальные люди, которых народ освобождает от тяжелого физического труда, позволяет им немного оторваться от рутины и быта, забраться в башенки из слоновой кости с одной только целью — чтобы они создавали для нас настоящие качественные мечты, для того чтобы они постигали разницу между добром и злом, уродством и красотой, истиной и ложью — и доносили до народа, одновременно вселяя в народ веру и надежду. Чтобы у народа хватило физических и духовных сил для того, чтобы преодолеть увиденное расстояние между тем, как есть, и тем, как должно быть.
Наше общество слишком долго полагалось на чужие представления обо всем этом. Мы слишком долго пытались мечтать чужими мечтами. Мы пытались смотреть на себя чужими недобрыми к нам глазами. И мы наконец-то поняли, что от этого мы просто вымрем как мамонты.
То, что должно произойти сейчас, — это возврат к себе.
Ну и еще — возврат нашей творческой интеллигенции к нам и к своим прямым обязанностям.
Покончить с диффамацией России. Как это делается
29 июня 2013
Когда я и мои ровесники были маленькие, нам очень нравились фильмы про Войну. Про ту самую. А еще «Одиночное Плавание» и «В зоне особого внимания».
Довольно большая часть того удовольствия, что мы получали от просмотра этих фильмов, заключалась в «тра-та-та-та-та!», «ты-дыщ!» и «БДЫЩ!!!!», от которого в разные стороны разлетались немецкие зольдатен унд официрен и мерикан солджерз. Кто-нибудь один, обязательно горящий, бежал к воде и не добегал, вызывая в мальчишеских сердцах чувство удовлетворения справедливостью мироздания.
Согласитесь — фильмы про войну не были бы и вполовину так зрелищны, если из них убрать разлетающихся, разбегающихся и паникующих под «Шайзе! Партизанен! Гитлер капут!» носителей западной культуры.
Нечто сходное с этим мальчишеским переживаниям испытываю я сейчас, когда наблюдаю переполох и истерику, выдаваемые нашими самовыдвиженцами в «совести нации» по поводу закона, предложенного депутатом Яровой.
Поэтому — коротко. И Кох, и «литератор Иван Давыдов» (кстати, кто это?), и «историки» Соколов с Мирским, и некто Сванидзе — все любимцы публики и малоизвестные клоуны исправно горят и разбегаются. Один отметился, второй уличает нас в попытке «законсервировать нашу войну». «Помните, если кто-нибудь с восторгом описывает, как белокурые бестии в июне сорок первого резали глотки косорылым Ванькам или Абрамкам, — он не фашист. Он, скорее всего, просто дурак. А фашисты — те, кто запрещает думать и говорить вам, мне и даже ему…» Третий переживает, что «историки теперь вообще не должны писать о пакте Молотова-Риббентропа, о совместном советско-германском параде в Бресте», а сам закон нужен, чтобы «заткнуть рот тем, кто захочет обнажить нелицеприятные факты о наших солдатах». Четвертый расстроен: закон, если он будет принят, не позволит «объективно критически подойти ни к чему: ни к преступлениям Сталина, ни к ГУЛагу, ни к депортации народов, ни к страшным ошибкам на фронтах войны…» И какой-то горящий и не добегающий до воды фрик плачет, что «абсолютно запрещено будет упоминать о фактах мародерства или изнасилованиях, которые происходили на территории Германии после прихода туда советских солдат».
Этих пылающих статистов можно понять — в опасности находится жанр, в котором они вкусно работают уже лет 25. Репертуар может пострадать. Некоторые номера, так сытно кормившие в прошлом, станут неприменимы. Никто, например, не сможет рассказывать о «совместном параде в Бресте», потому что его не было. Это ужасно. Срывателям покровов придется при возникновении желания рассказать о русских унтерменшах, насиловавших немок, говорить также о мерах, предпринятых командованием против этого явления, о том, какова реальная статистика и о том, откуда дровишки у нынешних разоблачителей.
Сегодня к хору протестующих «совестей нации» присоединилась Европа.
Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) раскритиковала законопроект председателя комитета по безопасности Госдумы Ирины Яровой, предусматривающий уголовную ответственность за критику войск антигитлеровской коалиции. Об этом сообщается в пресс-релизе ОБСЕ.
Как утверждает представитель международной организации по свободе СМИ Дуня Миятович (Dunja Mijatovi'c), проект Яровой несет потенциальную угрозу свободе слова и прессы, а в конечном счете может повредить демократии и соблюдению прав граждан.
Казалось бы — такой закон можно только поддержать! Ведь совершенно очевидно, права и свободы каких именно граждан имеются в виду. А ущемление прав и свобод этих граждан — в некотором роде историческая миссия России.
Однако есть некоторые «но», которые я бы хотел призвать вас учесть.
Во-первых, этим законом мы вовлечем российский суд напрямую в научную дискуссию. Маловероятно, что судьи имеют достаточную подкованность в этом вопросе, чтобы не превратить процесс в бесконечную «войну экспертиз».