Россия молодая (Книга 1)
Шрифт:
– Ход?
– спросил премьер-лейтенант.
– Пять узлов!
– ответил Сигге.
– И на большее вы неспособны?
– Быть может, позже мы поставим паруса...
Премьер-лейтенант молча смотрел на шиурму. Каторжанин на шестой скамье повалился боком на своего соседа. Белобрысый голландец ползком пробрался к умирающему и стал бить молотком по зубилу, - загребный более не нуждался в оковах. Цепь отвалилась от кольца. Другой вольный - в меховом жилете багром зацепил каторжанина за штаны и выволок в проход.
– За борт!
– приказал Сигге.
– Так за борт!
– повторил
Теперь литавры ухали быстрее. Со скрежетом и скрипом ходили весла в огромных уключинах. От полуголых гребцов шел пар.
– Сколько у вас каторжан?
– спросил Дес-Фонтейнес.
– Сотен пять наберется!
– ответил Альстрем.
– Много русских?
– Более половины. После Нарвы мы получили пятнадцать тысяч человек. Их погнали в Ревель, но там нечем было их кормить. Они хотели есть и покушались на имущество жителей города. Жители получили оружие, чтобы каждый мог по своему усмотрению защищаться от пленных. Их стреляли как собак. Оставшиеся в живых были сданы на галеры. Кроме русских, у нас есть и шведы. Теперь наказываются галерами мятежники, дерзнувшие не подчиниться своему дворянину...
– А такие есть?
– Немало, гере премьер-лейтенант. А Лютер сказал: "Пусть кто может, душит и колет, тайно или открыто, - и помнит, что нет ничего более ядовитого, вредного и бессовестного, нежели мятежники".
Премьер-лейтенант кивнул:
– Старик Лютер был умен.
– Его величество король, - сказал Альстрем, - да продлит господь его дни, - верный лютеранин, и теперь вряд ли вы отыщете в Швеции мятежника, не понесшего заслуженную кару.
Дес-Фонтейнес молчал, сложив под плащом руки на груди. Суровое темное лицо его ничего не выражало, глаза смотрели вдаль, в снежную морскую мглу.
– Не так давно возмутились крестьяне шаутбенахта Юленшерны, продолжал Альстрем.
– Это было незадолго до того, как шаутбенахт вступил в брак. Быть может, вы не знаете, что свадьба ярла шаутбенахта праздновалась в королевском дворце с пышностью и великолепием, достойными нашего адмирала...
Премьер-лейтенант спросил, зевнув:
– Невесте столько же лет, сколько ему? Шестьдесят?
Альстрем засмеялся:
– О нет, гере премьер-лейтенант. Баронессе Маргрет Стромберг не более тридцати...
Ларс Дес-Фонтейнес резко повернулся к капитану. В одно мгновение лицо его посерело.
– Маргрет Стромберг? Вы говорите о дочери графа Пипера?
– Да, гере премьер-лейтенант. Баронесса овдовела четыре года тому назад и по прошествии траурного времени вышла замуж вторым браком за нашего адмирала.
Премьер-лейтенант усмехнулся:
– Да, да, - сказал он, - все случается на свете, все бывает...
Он вновь отвернулся от Альстрема, и лицо его опять стало спокойным. Капитан рассказывал о возмущении крестьян Юленшерны и о том, как многие из них были отправлены на галеры. Дес-Фонтейнес слушал не прерывая. Потом он спросил:
– Значит, в Швеции все хорошо?
– Да, в Швеции все хорошо.
– А что говорят о войне с Россией?
– странно улыбаясь, спросил премьер-лейтенант.
– Наверное, после того как мы разгромили
– Шведы хотят того, чего желает король, - ответил осторожный Альстрем.
– Шведы высоко чтят своего короля, заботами которого, с помощью божьей, весь мир трепещет перед нами.
2. НАЗОВИ ИЗВЕСТНЫЕ ТЕБЕ ИМЕНА!
Когда солнце поднялось высоко, премьер-лейтенант велел капитану галеры повесить на ноке первого из пойманных беглецов. Профос - галерный палач принес готовую петлю. Беглец - плечистый и сильный человек лет тридцати, с наголо обритой, как у всей шиурмы, головой - медленно оглядел заштилевшее море, покрытые снегом далекие берега Швеции, высокое светлоголубое северное небо и сказал с силой в хрипловатом голосе:
– Что ж... и Минька Чистяков вам зачтется...
Поклонился низко всей бритоголовой, закованной шиурме и сам надел на шею петлю. Профос намотал на жилистую руку пеньковую веревку и хотел вздергивать, но премьер-лейтенант поднял руку в перчатке с раструбом и спросил у приговоренного, как смел он прощаться с каторжанами и кому угрожал. Каторжанин-беглец повел на Дес-Фонтейнеса усталыми, измученными глазами и молча опустил голову.
– Повешенный, ты еще можешь изменить свою судьбу!
– сказал премьер-лейтенант.
– Вот я ставлю песочные часы. Через три минуты песок пересыплется из верхнего сосуда в нижний. За это время подумай о том, как хороша жизнь и как рано тебе умирать. Ты можешь заслужить прощение тем, что назовешь известные тебе имена здесь и в Стокгольме.
Премьер-лейтенант опрокинул часы. Золотистый песок ручейком полился вниз.
Приговоренный молчал опустив голову. Профос стоял неподвижно, веревка была накручена на его голую руку.
Песок пересыпался.
– Тебе не удастся так легко умереть!
– сказал Дес-Фонтейнес.
– Я раздумал. Тебя не повесят, а будут стегать кнутом по голому телу до того мгновения, пока ты не назовешь имена или пока не скончаешься.
Петлю с шеи Чистякова сняли.
На правой куршее профос поставил широкую скамью и привязал к ней Чистякова. К полудню беглец скончался, не произнеся ни одного слова.
– Таковы они все!
– сказал премьер-лейтенант капитану Альстрему. Надо быть безумцем или глупцом, чтобы затевать войну с этим народом.
Капитан переглянулся с комитом Сигге. Что говорит премьер-лейтенант? Понимает ли он, кто этот безумец и глупец?
– Шведский здравый смысл, где ты?
– злобно воскликнул Дес-Фонтейнес. Достаточно взглянуть на карту Московии, чтобы понять всю нелепость этой затеи.
Капитан переглянулся с комитом во второй раз.
Галера попрежнему шла со скоростью пяти узлов.
Дес-Фонтейнес приказал повесить на ноке тело запоротого кнутом русского и спустился в передний трюм. Щербатый, прикованный цепями к переборке, посмотрел на него блуждающим мутным взором. Вода тонкой струей лилась на его бритую голову. Губы русского шевельнулись, премьер-лейтенант наклонился к нему:
– Ты хочешь со мной говорить?
– Не буду я с тобой говорить!
Дес-Фонтейнес попробовал воду - достаточно ли холодна. Вода была забортная - ледяная. Щербатый дрожал мелкой дрожью, губы его непрестанно что-то шептали.