Россия молодая (Книга 2)
Шрифт:
Он топнул ногой в сапоге, шагнул вперед, крикнул:
– Повсюду пойдем торговать, с самим Петром Алексеевичем об том договорились. Только вы, господа воинские люди, не выдайте, а уж мы в долгу не останемся, век будете нас благодарить. Господи преблагий! Коноплю повезем, пшеницу, вар, пух гагачий, семгу, задавим их товаром нашим, цену собьем, в первейшие негоцианты выйдем. Еще купец Лыткин со товарищи получил на то царское благословение. Наша будет торговля, а не ихняя, на колени перед нами встанут, попомнят, как мы им кланялись...
– А попозже - помиритесь!
– из своего угла сказал Семисадов.
– Свой своему завсегда кум.
– Это как же?
– багровея, спросил Осип.
– Али не русский я человек? Али на мне креста нету? Ты, мужик, говори, да не заговаривайся...
Семисадов присвистнул, покачал головой:
– Не видать что-то на тебе креста, господин Баженин, Осип Андреевич. Да ты погоди, не ярись, я тебя не испужаюсь. А русский ты али не русский, оно, конечно, сразу не скажешь. Не помню я, чтобы ты нашего брата от иноземного кнута защитил в те поры, когда корабли мы строили.
Баженин затопал ногами, Сильвестр Петрович постучал по столу, крикнул:
– Не на торге! Сядь, господин Баженин. Да и ты, боцман, того... потише бы...
Встретил смеющийся живой взгляд Семисадова, подумал про себя: "Хорош дядечка. Эдакой все может. Послать лоцманом на шведский военный корабль все сделает как надо, и глазом не сморгнет..."
Твердым голосом, оглядывая собравшихся поодиночке, как бы измеряя силы каждого для грядущего дела, стал приказывать - кому какая будет работа. Хлопот для всякого оказалось полным полно, один лишь Осип Баженин остался без всякого поручения. Злобясь, он вышел из горницы, хлопнул дверью. Сильвестр Петрович будто бы ничего и не заметил. Вновь стали толковать, где спрятать флот.
Иевлев разложил на столе карту, Семисадов подошел поближе, просмоленным пальцем ткнул в маленькую гавань, сказал шепотом:
– Посмотреть бы тебе самому, господин капитан-командор...
– Посмотрю!
– также негромко ответил Сильвестр Петрович.
Еще потолковали, Сильвестр Петрович поблагодарил за добрые советы, сказал, что флот непременно будет спрятан, а где - то решится вскорости. Народ понял осторожность капитан-командора, люди стали подниматься, уходить...
К полудню Иевлев остался с Семисадовым и стрелецким головою. Дьяки принесли показывать казенные расчеты на отпуск от казны денег и хлеба трудникам, Сильвестр Петрович читал длинные листы и рассказывал, что видел за время объезда, как укрепились остроги для бережения от шведа. Кольский острог нынче выдержит порядочную осаду, соловецкие монахи тоже напугались: архимандрит Фирс за ум взялся, погнал своих лежебок к делу. Остроги Пустозерский, Сумской, Кемь, Мезень - нападение эскадры вряд ли выстоят, но нападающим жарко станет. Народ - трудники - мрет сильно: голод, сырость, лихорадка.
Голова вздыхал - ничего не поделаешь, на все божья воля; Семисадов сидел, низко опустив голову.
– Узники-то наши как?
– А чего им деется?
– ответил Семисадов.
– Кормим подходяще, зла себе не ждут, живут - не плачут. Риплей, пушечный мастер, пива потребовал на цитадель - мы дали. Инженер Лебаниус поначалу боялся, а теперь - ничего, ожил. А которого первым взяли - рыболов Звенбрег, - тот корзинки лозовые плетет на досуге, досуг-то велик.
– Пусть посидят, без них спокойнее!
– сказал Иевлев.
– Потом, как баталия окончится, отпустим, выгоним вон... Верно говорю, боцман?
Семисадов поднял голову, усмехнулся:
– Верно, Сильвестр Петрович. Пожить бы хушь малое время без них, и так всадников на нашего брата не пересчитать...
– Каких таких всадников?
– удивленно тараща глаза, спросил стрелецкий голова Семен Борисович.
– О чем толкуешь?
– А которые на мужике ездят!
– твердо ответил Семисадов.
– Они и есть всадники.
– Умен больно стал!
– отрезал полковник.
– До чего додумался...
– Ну, Семен Борисыч?
– спросил Иевлев, когда Семисадов ушел. Рассказывай, сколько мушкетов, да фузей, да холодного оружия принял, покуда меня здесь не было? Вижу - немало, ежели не жалуешься.
Полковник ответил, что действительно немало, грех жаловаться. И оружие доброе, не пожалела Москва. Сильвестр Петрович взял перо - написал реестрик, задумчиво спросил:
– Ежели народ некоторый собрать - охотников, дать им оружие доброе, посадить по Двине в тайных местах, там, где фарватер поближе к берегу, наделают ворам беды, а? Как считаешь? Ежели вдруг грех случится - прорвется шведская эскадра?
Семен Борисович насупился, взял реестрик, прикинул в уме, рассудительно произнес:
– Дело хорошее. Мужик тут - сокол, бесстрашен, ловок; глаз - дай боже. Ну, и пороху по привычке, по охотничьей, жалеет, даром заряда не потратит.
Иевлев взял еще листок бумаги, пером тоненько набросал, где быть охотничьим засадам. Полковник посоветовал все это дело отдать Крыкову: он сам из охотников, его народ знает, и он людей знает. Пусть над ними и командует.
Из Семиградной избы Сильвестр Петрович верхом рысцою поехал на Мхи к Таисье, чтобы посмотреть крестника, которого давно не видел, и спросить, нет ли какой неотложной нужды. Таисья встретила его как всегда - ровно, приветливо. Ничего вдовьего не было во всем ее облике, ни единого жалкого слова не сказала она, покуда просидел он в горнице. Все, по ее словам, шло слава богу, живут они с хлебом и со щами, дрова на зиму припасены. Афанасий Петрович, добрый человек, вырезал новые доски - делать сарафанные и скатертные набойки, те набойки хорошо продаются на торге, только поспевай делать. Работа веселая, чистая, с такой работой жить не скучно. Захаживает порою Семисадов, все уговаривает Таисью попытать счастья в морском деле.
– Это в каком же?
– удивился Иевлев.
– А наживщицей ходить в море али весельщицей, - улыбаясь, ответила Таисья.
– У нас, Сильвестр Петрович, многие женки в море хаживают. И кормщики есть. Я моря-то не шибко боюсь. Иван Савватеевич не раз со мною в давно прошедшие годы на промысла хаживал, - ничего, не ругался...
– Вот погодим малость, да и я пойду!
– сказал Ванятка, жуя орехи в меду, принесенные Сильвестром Петровичем.
Он сидел здесь же на лавке, копался обеими руками в кульке с гостинцами.
– Еще что хотела я сказать, Сильвестр Петрович, - заговорила Таисья. Не гоже вам семейство ваше на цитадели содержать. Мало ли грех какой, дочки маленькие. Давеча Марью Никитишну я как уговаривала ко мне переехать, - тихо у нас, садик есть, для чего в крепости-то...
– Ну, а Никитишна моя что?
– спросил Сильвестр Петрович.
– Нет, говорит, не поеду.
Иевлев улыбнулся:
– То-то, что нет. Я сам об сем предмете и толковать перестал. Что она, что ты, Таисья Антиповна, - обе вы упрямицы. Мало ли как оно лучше, да сердце не велит. И дай вам обеим бог за то...