Россия молодая. Книга 1
Шрифт:
Афанасий Петрович скомандовал таможенникам – начать досмотр. Рылись более трех часов – никто ничего не отыскал. Данберг, откинувшись на спинку кресла, пил кофе и смотрел вдаль. На город опускался вечерний туман, в светлом небе мерцали звезды...
Крыков поднялся из люка, отряхнул пыль и паутину с колен и плеч, подошел к Данбергу. И удивился, почему шхипер пьет свой кофе в таком странном месте – под грот-мачтой. Разве в эдаком месте удобно сидеть и пить кофе?
Твердыми шагами он подошел к шхиперу и велел отодвинуть кресло.
– Но зачем? – удивился Данберг.
– Затем,
На желтом воске, покрывающем палубу, он увидел тонкую щель. Эта щель и погубила Данберга. Ее он и закрывал своим креслом.
– Люк! – произнес Крыков. – Откройте, господин шхипер.
Данберг нажал секретную пружину в небольшом тайнике стоял бочонок, крепко окованный, дубовый, на хитрых двойных петлях. Афанасий Петрович рывком поставил бочонок на палубу, спросил сурово:
– Деньги?
– Не мои! – воскликнул шхипер. – Богом пресвятым клянусь, – не мои. Пусть мои старые глаза не увидят более родных берегов, если я произнесу ложь: шхипер Уркварт...
Афанасий Петрович сказал тихо:
– Песий сын – вот ты кто! Была бы моя воля – приколол бы шпагой к этой самой мачте, и виси, покуда не протухнешь. Умнее нас себя почитаете, а для ваших прибытков нашим работным людям в глотку расплавленный свинец льют. Воры преподлые!
Повернувшись, приказал таможенникам:
– Барабан, бей конфузию! Шхипера под стражу! К сему бочонку – часового. С двух кораблей карантина не снимать до завтра. С утренней зарей начнем там досмотр.
6. ДОНОС
В то самое время, пока Крыков со всей строгостью досматривал «Веселого петушка», поручик Джеймс на серой в яблоках кобыле рысцой подъехал к таможенному двору, спрыгнул с коня и поднялся на крыльцо той избы, где когда-то проживал сам и у которой питался наложить на себя руки Афанасий Петрович. Здесь майор Джеймс знал каждый гвоздик. Дернув незапертую дверь, он поискал глазами полку, на которой когда-то стояли его семь болванов с париками, и положил в уголок три рейхсталера, аккуратно завернутые в тряпочку. Потом, беззаботно насвистывая, вышел и поехал, путая следы, – из улицы в улицу, из переулка в переулок...
На набережной, возле немецкого Гостиного двора прогуливался, заложив короткие руки за спину, шхипер Уркварт. С реки, оттуда, где стояли недавно пришедшие корабли, доносилась однообразная дробь барабана.
– Вы слышите, сэр? – спросил шхипер, кивнув на реку. – Нашел. Нашел, проклятый таможенник!
– Что нашел? – подняв одну насурмленную бровь, спросил майор.
– Что ему было потребно, то и нашел. Старая лиса Данберг выдаст меня и припутает вас. Может статься, что он будет иметь наглость назвать даже имя полковника...
– Кончайте скорее! – сказал Джеймс. – Кончайте немедленно!
– Я могу поехать на Мосеев только утром. Сейчас царь не станет со мной говорить...
К берегу подошла лодка, из нее легко выскочил поручик Крыков. С ним было всего трое таможенников – остальным приказано было нести
Ночью майор и его солдаты помогли шхиперу Уркварту погрузить в лодки две очень старые пушки для книпельной стрельбы, что палили ядрами, скованными цепью. Сюда же был положен припас для этих пушек – порох, картузы, запасные цепи. Такая цепь должна была перерезать снасти вражеского корабля, как ножом. Для того обе пушки должны были палить вместе.
– Полезная сия забава не может не понравиться его величеству! – сказал Джеймс, провожая лодку. – А как только вы заметите, что государь пришел в доброе расположение духа – так начинайте...
Петр Алексеевич с интересом обошел пушки, оглядел, как что устроено, потом приказал начать пальбу. Выпалили двадцать три раза, но цепи не разворачивались, и дорогие ядра тонули в Двине.
– Нет, эдак не годится! – сказал царь. – Весь порох стравили, а все без толку...
И сел на траву отдохнуть. Уркварт сел рядом, пожаловался на свои беды, на то, что торговать с Московией трудно, таможенники-де чинят злые обиды. Давеча вот таможенный поручик Крыков объявил ему конфузию, отчего произошел немалый убыток доходам. Многие негоцианты нынче пришли сюда в последний раз. Вот царь приказывает возить корабельную снасть, а какой в том будет доход, если все берут посулы...
Петр вскинул голову, посмотрел на шхипера.
– Кто – все?
– Конечно, – продолжал Уркварт, не отвечая на вопрос, – конечно, сия пушка не слишком хороша, можно бы доставить и получше, но пусть поручик Крыков знает свое место и не мешает процветанию торговли между государствами...
Иевлев прислушался, хотел было ответить шхиперу, но Петр Алексеевич взглянул на него такими глазами, что Сильвестр Петрович не сказал ни слова.
– То шхиперам точно ведомо, что поручик Крыков берет посулы?
Уркварт улыбнулся:
– Не далее, как вчера, он получил от одного шхипера три золотые монеты. В этом может убедиться каждый желающий, ибо упомянутый мною шхипер имеет обыкновение или даже причуду отмечать каждый принадлежащий ему золотой своим знаком...
Петр резко поднялся:
– Три золотые тоже отмечены?
Шхипер наклонил голову.
За Крыковым послали гонцов, полковнику Снивину было велено отыскать золотые с отметинами.
Уркварт заговорил о другом, Петр слушал рассеянно, было видно, что он взбешен.
Покуда шла беседа, на Мосеевом острове появился еще перекупщик – Шантре, тот, что из Архангельска хаживал до Вологды, а в иной час – и до Москвы и до самой Астрахани. В коротких кафтанах, голенастые, в пузырящихся штанах, съехались почти все негоцианты-шхиперы и все с жалобами на таможню и на Крыкова. По их словам выходило так, что торговать с Московией теперь вовсе невозможно. Немножко припоздав, прибыли конвои – Гаррит и второй, пьяненький, – привезли подарки: чиненные ядра, прибор – выжигать по дереву, свистульку – свистать аврал. Немчин Франц, слуга перекупщика Шантре, тоже был здесь, стоял поодаль, нагайку-тройчатку на случай припрятал.