Россия молодая. Книга 2
Шрифт:
Шведы загалдели, один какой-то завизжал высоким, пронзительным голосом.
– Вишь, каков! – со злорадством сказал Александр Данилович. – Не нравится ему... А ну еще, ребяточки, пирожка им, чертям!
Шведы ушли.
Этой же ночью тайно к Сильвестру Петровичу нехожеными болотными тропами явилось трое ладожских рыбаков. Иевлев принял пришельцев в своем балагане, вгляделся в лица, обросшие бородами, спросил, что за люди.
– Люди русские, – сказал тот, что был постарше, – да сидим кое время под шведом. В том безвинны – и отцы наши сидели и деды. Ныне прослышали кое-чего, – деревня наша невелика, сорок три
Рыбак дотронулся рукою до земляного пола балагана, разогнулся, прямо и остро посмотрел в глаза шаутбенахту русского корабельного флота.
– Орешек будете промышлять?
– Будем! – твердо ответил Иевлев.
– Доброе дело. Воду здешнюю знаете?
– Узнаем со временем.
– А мы и ныне знаем. И реку Неву знаем по всему ее ходу. Небось, сгодится. Еще знаем крепостцу Ниеншанц. Ходим туда водою, почитай до залива, по торговым делам. Деревеньку Усть-Охту знаем, городок торговый прозванием Ниен. Еще речку Оха-иоки, Чернавку, мызы Кискена и Вихари, Эйкие и Макуря, еще Еловый да Березовый острова...
– Ты погоди, отец, – попросил Иевлев. – Садись, да толком побеседуем. Тебя звать-то как?
Старого рыбака звали Онуфрием сыном Петровым Худолеевым. Двух других Степаном и Семеном. Не чинясь, сели на рогожи, приняли кружки с горячим на меду сбитнем. Попозже в балаган наведался Рябов – тоже присел послушать. Пришел и Меншиков. Рыбаки подробно рассказывали нужные вещи – об обороне шведами морского устья Невы, о том, что за человек шведский майор Конау, да комендант Иоганн, да советник Фризиус, да каковы пушки там, да сколько народу солдат, пушкарей, офицеров. По словам старика Худолеева выходило, что майор Конау – главный властелин крепости Ниеншанц, великий любитель охоты и загонщиками держит многих русских мужиков, те мужики все шведские дела ведают и немалую пользу могут принести русскому лагерю.
Иевлев кивнул:
– То умно. Ищи их, Онуфрий Петрович.
Еще Худолеев рассказал, что в Ниене в заключении томятся двое русских людей, имена их неизвестны, один – царев слуга – шел будто бы морем к своей земле, да был перехвачен шведскими воинскими моряками, другой первому денщик, малый расторопный, тому назад недели две пытался было бежать, да, видать, не в добрый час – споймали шведы...
– Надо освободить! – сказал Меншиков.
– Без золота того не сделать, – вздохнул Худолеев. – Ребятки наши хотели, да, вишь, мошна пуста. А швед на золотишко падок...
Александр Данилыч порылся в кошельке, высыпал на ладонь рейхсталеры, выбрал три – похуже видом, поистертее – и, отдавая Худолееву, пообещал:
– Уворуешь червонцы – повешу! У меня суд скор и строг, шутить не люблю, на сивую бороду не взгляну...
Рыбаки обиделись все трое. Младший, Степан, сказал старику:
– А ну его и с золотом, дядя Онуфрий. За сии монеты и беседу не зачнешь, а он еще грозится. Пущай обратно берет... Где кто постарше, царь, что ли?
Меншиков засмеялся, хлопнул Худолеева по плечу, произнес примиряюще:
– Полно тебе, дядечка! Говори толком, сколько денег давать? Мне на дело не жалко, я порядок люблю, понял ли?
На рассвете, в холодном, сыром тумане, Рябов из-за мыска вместе с тремя рыбаками вышел на верейке делать промеры, чтобы флот, когда отправится на правый берег, не застрял на мелях. Онуфрий Худолеев посмеивался:
– Не верите нам, черти. Мы как говорим, так оно и есть...
Иван Савватеевич мерил сначала шестом, потом веревкою с камнем. Степан да Семен напамять перед промером говорили глубину. Все сходилось точно. Онуфрий, определив по ухваткам в Рябове моряка, спросил:
– Ты-то откудова такой уродился, дядя?
– Придвинские мы, с Белого моря...
– Ишь... Это к вам шведы большим флотом пришли – жечь город ваш? Что-то болтали здесь в Ниене.
Рябов пожал плечами, вздохнул:
– А откудова мне ведать?
Шведская пуля цокнула в корму верейки, другие злым осиным роем пропели над головами рыбаков. Онуфрий Худолеев пригнулся, удивился:
– По нас бьют?
– По нас, дядечка. Война, вишь! – со смешком ответил Рябев.
Утром в балагане Иевлева Рябов рассказывал про здешних мужиков, что смекалисты и ничего не врут – свое дело знают. Можно верить сим троим сполна.
Ладожских рыбаков Худолеева да Степана с Семеном отпустили к делу почетно. Сильвестр Петрович сказал им доброе напутствие, дал по ножу белой стали, компас, по два листа бумаги – замечать на ней шведские укрепления. Онуфрий, прощаясь, сказал:
– Нашего брата, русского мужика, здесь немало. Живут – хуже нельзя. Вроде и не человеки – божье подобие, хуже скота. Ты, господин контр-адмирал, теперь жди – прослышишь наши дела...
От громкого разговора проснулся Ванятка, которого Сильвестр Петрович взял к себе в балаган, проводил взглядом уходящих незнакомых мужиков, потянулся сладко и рассказал:
– А я, тятя, теперь барабанщиком буду. Ей-ей! Давеча дядечка Александр Данилыч мне повстречался. «Ты, говорит, для чего дарма царев хлеб заедаешь? У нас так не водится. Служить надобно...»
Иевлев подтвердил:
– Верно, так и было: Меншиков велел...
– Кафтан, приказал, чтоб мне справили...
– Наука большая, – сказал Рябов. – Не враз совладаешь. Да и барабан где взять, небось лишних нету...
– Барабан отыщем! – пообещал Ванятка и стал обуваться.
День опять прошел в работах: укрепляли батареи, подвозили ядра, перетаскивали просекой последние лодьи. Петр с Шереметевым, Репниным и Меншиковым сидел в низком, наскоро построенном шалашике, сжав черенок трубки крепкими зубами, раздумывал над планом Нотебурга, намечал, где быть батареям по правому берегу, где ставить летучий мост через Неву, откуда идти лодкам охотников, когда начнется штурм. Считали пушки, исправные лодьи, сколько солдат можно нынче отправить в бой.
– Пушек имеем нынче восемьдесят восемь, – сказал Шереметев, – солдат с матросами более двенадцати тысяч. Располагаю – в ближайшее время начнем бомбардирование...
– Чтобы сикурсу с Балтики им, иродовым детям, не подали! – грызя ногти, сказал Меншиков. – Отрезать надобно намертво...
Репнин подошел к Петру, пальцем показал на карте, где следует переплывать нынче Неву, чтобы взять шведский редут.
Ночью, в кромешной тьме ударили дробью, раскатились барабаны. Солдаты, зарядив мушкеты, спрятав запасные заряды за щеку, бегом, напирая друг на друга, шли к воде, подымались на помосты лодей, стискивались плотно один к другому. Печально, уныло, пронзительно завывал осенний ветер. Лодьи покачивались, скрипели, бились бортами друг о друга. У берега прапорщики и поручики перекликались: