Россия молодая
Шрифт:
— Встань тут! — велел Апраксин.
Рябов встал, широко расставив ноги, сунув ладони за вышитый Таисьей поясок. Гаррит Коост держал в руке туго свернутые листы бумаги, поколачивая ими по столу. Голголсен, сделав загадочное лицо, вертел в пальцах большой компас.
— Слышали мы нынче, — медленно заговорил Петр, — да и сами в беседах с тобой имели в том случай убедиться, что есть ты наипервеющий по здешним беломорским краям кормщик, иначе навигатор. А коли ты навигатор, то с компасом должен
Голголсен, насмешливо улыбаясь, протянул кормщику компас.
— По-нашему, по-морскому — матка. Так зовем! — сказал Рябов. — Машина истинно предивная. А маточкой зовется потому, что в море без компаса — что без родной мамыньки.
Он улыбнулся, глядя на дрожащую стрелку, что-то вспоминая.
— Чему обрадовался? — спросил Иевлев.
— Вспомнил, как батюшка мой еще зуйком меня учил: в сем, дескать, коробе сидит мужичок с ноготок, вертит стрелку вечно на ночь, как иноземцы говорят — на норд. Долгие времена я, мальчонка, в того мужичка верил, все бывало заглядывал — не примечу ли, как он стрелку вертит…
— Не приметил? — спросил Апраксин.
— Не довелось, — с широкой улыбкой ответил Рябов. — Шутил батюшка мой…
— Сия машина, — сказал Иевлев, — основана на том, кормщик, что стрелка магнитная вечно занимает в пространстве положение, которое ей назначено премудростью человека…
— Компас тебе ведом, — перебил царь, и было видно, что он доволен. — Многие ли еще здешние кормщики знают компас?
Рябов подумал, ответил не торопясь:
— Многие, государь, почитай что все. Сколько тебе понадобится, стольких и наберешь.
— Пять? Десять? Пятьдесят? — нетерпеливо, но весело спросил Петр.
— Поболе будет, государь. Который мужик Белого моря старатель — тот тебе и мореход. А морюшко-то наше немалое, народу на нем по пальцам не сочтешь…
Еще подумал, улыбнулся и добавил:
— Бабы наши, поморки, рыбацкие женки — и то кормщат. Небось, в море не заголосят, не заплачут. Вот с эдаких-то годов, с самых младых ногтей в море живут, морем кормятся…
— И все искусство навигаторское ведают? — спросил Петр.
— Есть, что и компаса не имеют, государь, по приметам ходят, по звездам.
— И в океан так идут?
— А что океан — не вода?
Петр засмеялся. Рябов положил компас на стол, опять сунул ладони за поясок. Шхипер Уркварт наклонился к Иевлеву, что-то ему сказал. Тот, вздернув плечом, отмахнулся.
— Чего он? — спросил Рябов.
— Шхипер утверждает, что здешние поморы не знают карты, — сказал Иевлев. — Так оно, кормщик?
— Карта карте рознь, — ответил Рябов. — У них, у иноземцев, свои карты, у нас — свои. Мы по своим ходим.
Уркварт, учтиво улыбаясь, наклонился теперь к конвойному
— Знаешь ли сии места? — спросил Петр.
— Бывал! — ответил кормщик.
— Что ж молчишь?
— А того молчу, государь, что неверно карта сделана.
Уркварт вскинул бровки. С усталым презрением, со скукою в глазах сидел на своем стуле человек, которого Рябов давеча принял за царя, — Лефорт. Надменно смеялся Голголсен.
— Неверно? — спросил Петр. — Да ведаешь ли ты, кто сию карту делал? «Зее-Факел» сего изображения ничем не лучше. Прославленный шхипер гамбургский именем Шмидт, штормом занесенный в Унскую губу, более недели там провел; в подношение воеводе Апраксину измерил залив и на бумагу его нанес…
Петр сердился, иноземцы посмеивались, Иевлев смотрел на кормщика с тревогой. Рябов ответил спокойно:
— Стреж неверно указан, государь. Кой тут кораблям ход, когда вон мель, банка здоровая, а вон еще здоровее. Пойдешь сим стрежом и посадишь корабль на камни…
Уркварт засмеялся. Петр метнул на него взгляд, крикнул Рябову:
— С ученым навигатором споришь, с корабельщиком именитым…
Он в раздражении отвернулся от Рябова. Уркварт и Голголсен разложили перед ним еще листы — карты. Кормщик стоял неподвижно, о нем словно забыли. Карт было много, Рябов издали узнавал — Три острова, Сосновец, Зимний берег. Везде были нарисованы корабли, человечки, дома. Петр любовался на искусную работу. Иевлев сказал:
— Здешние поморы, государь, имеют свои «расписания мореходства» да «указы морские», где многие полезные советы…
Петр не стал слушать.
— Сии карты вижу, а о чем толкуешь — только слышу. Слышать мало!
Подняв голову, посмотрел на Рябова, сказал:
— Сему кормщику идти с нами в плавание старшим матросом. Шхипером же пойдет опытный иноземный мореход, коего господин Уркварт предлагает, — гишпанец дель Роблес…
Уркварт поклонился.
Рябов стоял неподвижно, словно речь шла не о нем; только светлые глаза его потемнели, да меж бровями легла тонкая морщинка.
— Матросов на нашу яхту набирать из поморов и в том не медлить! — продолжал Петр. — А за сим выпьем по разгонной; пора и честь знать, погостевали добром…
Прищурился и спросил Гордона:
— Что невесел нынче, господин адмирал? Что вина не пьешь?
Патрик Гордон вздохнул длинно, по-стариковски, отпил из кружки для приличия. Ответил царю, только когда спускались по сходням:
— Сегодня ты был несправедлив, мой царственный друг Питер. Ты любишь правду. Изволь знать его.