Россiя въ концлагере
Шрифт:
...Да, придумано, что и говорить, толково: раздeляй и властвуй. Эти самоохранники точно такъ же спаяны въ одну цeпочку -- они, Ченикалъ, Видеманъ, Успенскiй -- какъ на волe совeтскiй активъ спаянъ съ совeтской властью въ цeломъ. Спаянъ кровью, спаянъ ненавистью остальной массы, спаянъ сознанiемъ, что только ихъ солидарность всей банды, только энергiя и безпощадность ихъ вождей могутъ обезпечить имъ, если и не очень человeческую, то все-таки жизнь...
Ченикалъ зашагалъ рядомъ со мной.
– - Вотъ видите, товарищъ Солоневичъ, какая у
– - Какой пикой?
– - А такъ: палка, на палкe гвоздь. Въ спину угодили. Не {421} сильно, а проковыряли. Вотъ такъ и живемъ. А то вотъ, весной было: въ котелъ въ вольнонаемной столовой наклали битаго стекла. Хорошо еще, что поваръ замeтилъ -- крупное стекло было... Я знаете, въ партизанской красной армiи былъ; вотъ тамъ -- такъ это война -- не знаешь съ которой стороны рeзать будутъ, а рeзали въ капусту. Честное вамъ говорю слово: тамъ и то легче было.
Я вeжливо посочувствовалъ Ченикалу...
ВИДЕМАНЪ ХВАТАЕТЪ ЗА ГОРЛО
Придя въ колонiю, мы пересчитали свой отрядъ. Шестнадцать человeкъ все-таки сбeжало. Ченикалъ въ ужасe. Черезъ полчаса меня вызываетъ начальникъ Вохра. У него повадка боа-констриктора, предвкушающаго хорошiй обeдъ и медленно развивающаго свои кольца.
– - Такъ -- шестнадцать человeкъ у васъ сбeжало?
– - У меня никто не сбeжалъ.
Удавьи кольца распрямляются въ матъ.
– - Вы мнe тутъ янкеля не крутите, я васъ... и т.д.
Совсeмъ дуракъ человeкъ. Я сажусь на столъ, вынимаю изъ кармана образцово показательную коробку папиросъ. Данная коробка была получена въ медгорскомъ распредeлителe ГПУ по спецiальной запискe Успенскаго (всего было получено сто коробокъ) -- единственная бытовая услуга, которую я соизволилъ взять у Успенскаго. Наличiе коробки папиросъ сразу ставитъ человeка въ нeкiй привиллегированный разрядъ -- въ лагерe въ особенности, ибо коробка папиросъ доступна только привиллегированному сословiю... Отъ коробки папиросъ языкъ начальника Вохра прилипаетъ къ его гортани.
Я досталъ папиросу, постучалъ мундштукомъ, протянулъ коробку начальнику Вохра: "Курите? А скажите, пожалуйста, сколько вамъ собственно лeтъ?"
– - Тридцать пять, -- ляпаетъ начальникъ Вохра и спохватывается -попалъ въ какой-то подвохъ.
– - А вамъ какое дeло, что это вы себe позволяете?
– - Нeкоторое дeло есть... Такъ какъ вамъ тридцать пять лeтъ а не три года, вы бы, кажется, могли понять, что одинъ человeкъ не имeетъ никакой возможности услeдить за сотней безпризорниковъ, да еще въ лeсу.
– - Такъ чего же вы расписывались?
– - Я расписывался въ наличiи рабочей силы. А для охраны существуете вы. Ежели вы охраны не дали -- вы и отвeчать будете. А если вы еще разъ попытаетесь на меня орать -- это для васъ можетъ кончиться весьма нехорошо.
– - Я доложу начальнику колонiи...
– - Вотъ съ этого надо бы и начинать...
Я зажигаю спичку и вeжливо подношу ее
Вечеромъ я отправляюсь къ Видеману. Повидимому, за мной была какая-то слeжка -- ибо вмeстe со мной къ Видеману торопливо {422} вваливается и начальникъ Вохра. Онъ, видимо, боится, что о побeгe я доложу первый и не въ его пользу.
Начальникъ Вохра докладываетъ: вотъ, дескать, этотъ товарищъ взялъ на работу сто человeкъ, а шестнадцать у него сбeжало. Видеманъ не проявляетъ никакого волненiя: "такъ, говорите, шестнадцать человeкъ?"
– - Точно такъ, товарищъ начальникъ.
– - Ну, и чортъ съ ними.
– - Трое вернулись. Сказываютъ, одинъ утопъ въ болотe. Хотeли вытащить, да чуть сами не утопли.
– - Ну, и чортъ съ нимъ...
Начальникъ Вохра балдeетъ снова. Видеманъ оборачивается ко мнe:
– - Вотъ что, тов. Солоневичъ. Вы остаетесь у насъ. Я звонилъ Корзуну и согласовалъ съ нимъ все, онъ уже давно обeщалъ перебросить васъ сюда. Ваши вещи будутъ доставлены изъ Медгоры оперативнымъ отдeленiемъ...
Тонъ -- вeжливый, но не допускающiй никакихъ возраженiй. И подъ вeжливымъ тономъ чувствуются оскаленные зубы всегда готоваго прорваться административнаго восторга.
На душe становится нехорошо. У меня есть подозрeнiя, что Корзуну онъ вовсе не звонилъ, -- но что я могу подeлать. Здeсь я Видеману, въ сущности, не нуженъ ни къ чему, но у Видемана есть Вохръ, и онъ можетъ меня здeсь задержать, если и не надолго, то достаточно для того, чтобы сорвать побeгъ. "Вещи будутъ доставлены оперативнымъ отдeленiемъ" -- значитъ, оперродъ полeзетъ на мою полку и обнаружитъ: запасы продовольствiя, еще не сплавленные въ лeсъ, и два компаса, только что спертые Юрой изъ техникума. Съ моей задержкой -- еще не такъ страшно. Юра пойдетъ къ Успенскому -- и Видеману влетитъ по первое число. Но компасы?
Я чувствую, что зубы Видемана вцeпились мнe въ горло. Но сейчасъ нужно быть спокойнымъ. Прежде всего -- нужно быть спокойнымъ.
Я достаю свою коробку папиросъ и протягиваю Видеману. Видеманъ смотритъ на нее недоумeвающе.
– - Видите ли, товарищъ Видеманъ... Какъ разъ передъ отъeздомъ я на эту тему говорилъ съ товарищемъ Успенскимъ... Просилъ его о переводe сюда...
– - Почему съ Успенскимъ? При чемъ здeсь Успенскiй?
Въ рыкe тов. Видемана чувствуется нeкоторая неувeренность.
– - Я сейчасъ занятъ проведенiемъ вселагерной спартакiады... Тов. Успенскiй лично руководить этимъ дeломъ... Корзунъ нeсколько не въ курсe всего этого -- онъ все время былъ въ разъeздахъ... Во всякомъ случаe, до окончанiя спартакiады о моемъ переводe сюда не можетъ быть и рeчи... Если вы меня оставите здeсь вопреки прямому распоряженiю Успенскаго, -- думаю, могутъ быть крупныя непрiятности...
– - А вамъ какое дeло? Я васъ отсюда не выпущу, и не о {423} чемъ говорить... Съ Успенскимъ Корзунъ договорится и безъ васъ.