Россiя въ концлагере
Шрифт:
– - Мать моя родная! Неужто смажутъ?
– - Ни черта, -- успокаиваю я.
– - Пробьемъ, какъ въ бубенъ..
– - Ну, а кто бьетъ-то?..
Въ этотъ моментъ черезъ все поле проносится крикъ нашего капитана:
– - Эй, товарищъ Солоневичъ. Кати сюда!
"Что за притча. Зачeмъ я имъ нуженъ? Неужели мнe поручать бить?.. Бeгу. Взволнованныя лица окружаютъ меня. Скороскоковъ вполголоса говоритъ:
– - А, ну ка, докторъ, ударь-ка ты. Наши ребята такъ нервничаютъ, что я прямо боюсь... А вы у насъ дядя хладнокровный. {497} Людей рeзать привыкли, такъ тутъ вамъ
Господи!.. И бываютъ же такiя положенiя!.. Черезъ нeсколько часовъ я буду въ бeгахъ, а теперь я рeшаю судьбу матча между чекистами, которые завтра будутъ ловить меня, а потомъ, можетъ быть, и разстрeливать... Чудеса жизни...
Не торопясь, методически, я устанавливаю мячъ и медленно отхожу для разбeга. Кажется, что во всемъ мiрe остаются только двое: я и вражескiй голкиперъ, согнувшiйся и замершiй въ воротахъ.
По старому опыту я знаю, что въ такiя минуты игра на нервахъ -- первое дeло. Поэтому я увeренно и насмeшливо улыбаюсь ему въ лицо и, не спeша, засучиваю рукава футбольной майки. Я знаю, что каждая секунда, выигранная мною до удара, ложится тяжкимъ бременемъ на психику голкипера. Не хотeлъ бы я теперь быть на его мeстe...
Все замерло. На полe и среди зрителей есть только одна двигающаяся фигура -- это я. Но я двигаюсь неторопливо и увeренно. Мячъ стоитъ хорошо. Бутца плотно облегаетъ ногу. Въ нервахъ -- приподнятая увeренность...
Вотъ, наконецъ, и свистокъ. Бeдный голкиперъ! Если всe въ лихорадкe ожиданiя, то каково-то ему?..
Нeсколько секундъ я напряженно всматриваюсь въ его глаза, опредeляю въ какой уголъ воротъ бить и плавно дeлаю первые шаги разбeга. Потомъ мои глаза опускаются на мячъ и -- странное дeло -- продолжаютъ видeть ворота. Послeднiй стремительный рывокъ, ступня ноги пристаетъ къ мячу и въ сознанiи наступаетъ перерывъ въ нeсколько сотыхъ секунды. Я не вижу полета мяча и не вижу рывка голкипера. Эти кадры словно вырeзываются изъ фильма. Но въ слeдующихъ кадрахъ я уже вижу, какъ трепыхается сeтка надъ прыгающимъ въ глубинe воротъ мячемъ и слышу какой-то общiй вздохъ игроковъ и зрителей...
Свистокъ, и ощущенiе небытiя прекращается... Голъ!..
Гулъ апплодисментовъ сопровождаетъ насъ, отбeгающихъ на свои мeста. Еще нeсколько секундъ игры и конецъ...3:2...
ЗАДАЧА ? 2
Затихло футбольное поле. Шумящимъ потокомъ вылились за ворота зрители. Одeлись и ушли взволнованные матчемъ игроки...
Я задержался въ кабинетe, собралъ въ сумку свои запасы и черезъ заднюю калитку вышелъ со стадiона.
Чтобы уйти въ карельскiе лeса, мнe нужно было перебраться черезъ большую полноводную рeку Свирь. А весь городъ, рeка, паромъ на ней, всe переправы -- были окружены плотной цeпью сторожевыхъ постовъ... Мало кому изъ бeглецовъ удавалось прорваться даже черезъ эту первую цeпь охраны... И для переправы черезъ рeку я прибeгъ къ цeлой инсценировкe.
Въ своемъ бeломъ медицинскомъ халатe, съ украшенными красными крестами сумками, я торопливо сбeжалъ къ берегу, изображая страшную спeшку. У воды нeсколько бабъ стирали {498} бeлье, рыбаки чинили сeти, а двое ребятишекъ съ лодочки удили рыбу. Регулярно обходящаго берегъ красноармейскаго патруля не было видно.
– - Товарищи, -- возбужденно сказалъ я рыбакамъ.
– - Дайте лодку поскорeе! Тамъ, на другомъ берегу, человeкъ умираетъ. Лошадь ему грудь копытомъ пробила... Каждая минута дорога...
– - Ахъ, ты, Господи, несчастье-то какое!.. Что-жъ его сюда не привезли?
– - Да трогаться съ мeста нельзя. На дорогe помереть можетъ. Шутка сказать: грудная клeтка вся сломана. Нужно на мeстe операцiю дeлать. Вотъ у меня съ собой и всe инструменты и перевязки... Можетъ, Богъ дастъ, еще успeю...
– - Да, да... Вeрно... Эй, ребята, -- зычно закричалъ старше рыбакъ.
– Греби сюда. Вотъ доктора отвезите на ту сторону. Да что-бъ живо...
Малыши посадили меня въ свою лодочку и подъ соболeзнующiя замeчанiя повeрившихъ моему разсказу рыбаковъ я отъeхалъ отъ берега.
Вечерeло. Солнце уже опускалось къ горизонту, и его косые лучи, отражаясь отъ зеркальной поверхности рeки, озаряли все золотымъ сiянiемъ... Гдe-то тамъ, на западe, лежалъ свободный миръ, къ которому я такъ жадно стремился. И я вспомнилъ слова поэта:
"Тамъ, за далью непогоды,
Есть блаженная страна;
Не темнeютъ неба своды,
Не проходитъ тишина...
Но туда выносятъ волны
Только бодраго душой.
Смeло, братья, вeтромъ полный,
Прямъ и крeпокъ парусъ мой"...
Вотъ, наконецъ, и сeверный берегъ. Толчекъ -- и лодка стала. Я наградилъ ребятъ и направился къ отдаленнымъ домикамъ этого пустыннаго берега, гдe находился воображаемый пацiентъ... Зная, что за мной могутъ слeдить съ другого берега, я шелъ медленно и не скрываясь. Зайдя за холмикъ, я пригнулся и скользнулъ въ кусты. Тамъ, выбравъ укромное мeстечко, я прилегъ и сталъ ждать наступленiя темноты.
Итакъ, двe задачи уже выполнены успeшно: я выбрался изъ лагеря и переправился черезъ рeку. Какъ будто немедленной погони не должно быть. А къ утра я буду уже въ глубинe карельскихъ лeсовъ и болотъ... Ищи иголку въ стогe сeна!
На мнe плащъ, сапоги, рюкзакъ. Есть немного продуктовъ и котелокъ. Компаса, правда, нeтъ, но есть компасная стрeлка, зашитая въ рукавe. Карты тоже нeтъ, но какъ-то на аудiенцiи у начальника лагеря я присмотрeлся къ висeвшей на стeнe картe -- идти сперва 100 километровъ прямо на сeверъ, потомъ еще 100 на сeверо-западъ и потомъ свернуть прямо на западъ, пока, если {499} Богъ дастъ, не удастся перейти границы между волей и тюрьмой...
Темнeло все сильнeе. Гдe-то вдали гудeли паровозы, смутно слышался городской шумъ и лай собакъ. На моемъ берегу было тихо.
Я перевелъ свое снаряженiе на походный ладъ, снялъ медицинскiй халатъ, досталъ свою драгоцeнную компасную стрeлку, надeвъ ее на булавку, намeтилъ направленiе на N и провeрилъ свою боевую готовность.
Теперь, если не будетъ роковыхъ случайностей, успeхъ моего похода зависитъ отъ моей воли, силъ и опытности. Мосты къ отступленiю уже сожжены. Я уже находился въ "бeгахъ". Сзади меня уже ждала пуля, а впереди, если повезетъ, -- свобода.
Въ торжественномъ молчанiи наступившей ночи я снялъ шапку и перекрестился.