Россiя въ концлагере
Шрифт:
– - Да я уже имeю удовольствiе знать товарища Непомнящаго...
Товарищъ Непомнящiй беретъ подъ козырекъ, щелкаетъ шпорами и протягиваетъ мнe руку. Въ этой рукe -- доносъ Стародубцева, эта рука собирается черезъ иксъ времени поставить меня къ стeнкe. Я тeмъ не менeе пожимаю ее...
– - Нужно будетъ устроить собранiе нашихъ работниковъ... Вольнонаемныхъ, конечно... Тов. Солоневичъ прочтетъ намъ докладъ объ экскурсiяхъ по Кавказу...
Начальникъ третьей части опять щелкаетъ шпорами. {123}
– -
На всю эту комедiю я смотрю съ нeсколько запутаннымъ чувствомъ...
___
Приходимъ къ Якименкe. Большая чистая комната. Якименко снимаетъ шинель.
– - Разрeшите, пожалуйста, товарищъ Солоневичъ, я сниму сапоги и прилягу.
– - Пожалуйста, -- запинаюсь я...
– - Уже двe ночи не спалъ вовсе. Каторжная жизнь...
Потомъ, какъ бы спохватившись, что ужъ ему-то и въ моемъ-то присутствiи о каторжной жизни говорить вовсе ужъ неудобно, поправляется:
– - Каторжная жизнь выпала на долю нашему поколeнiю...
Я отвeчаю весьма неопредeленнымъ междометiемъ...
– - Ну, что-жъ, товарищъ Солоневичъ, туризмъ -- туризмомъ, но нужно и къ дeламъ перейти...
Я настораживаюсь...
– - Скажите мнe откровенно -- за что вы, собственно, сидите?
Я схематически объясняю -- работалъ переводчикомъ, связь съ иностранцами, оппозицiонные разговоры...
– - А сынъ вашъ?
– - По формe -- за то же самое. По существу -- для компанiи...
– - Н-да. Иностранцевъ лучше обходить сторонкой. Ну, ничего, особенно унывать ничего. Въ лагерe культурному человeку, особенно если съ головой -не такъ ужъ и плохо...
– - Якименко улыбнулся не безъ нeкотораго цинизма.
– По существу не такая ужъ жизнь и на волe... Конечно, первое время тяжело... Но люди ко всему привыкаютъ... И, конечно, восьми лeтъ вамъ сидeть не придется.
Я благодарю Якименко и за это утeшенiе.
– - Теперь дeло вотъ въ чемъ. Скажите мнe откровенно -- какого вы мнeнiя объ аппаратe УРЧ.
– - Мнe нeтъ никакого смысла скрывать это мнeнiе.
– - Да, конечно, но что подeлаешь... Другого аппарата нeтъ. Я надeюсь, что вы поможете мнe его наладить... Вотъ вы вчера говорили объ инструкцiяхъ для низовыхъ работниковъ. Я васъ для этого, собственно говоря, и побезпокоилъ... Сдeлаемъ вотъ что: я вамъ разскажу, въ чемъ заключается работа всeхъ звеньевъ аппарата, а вы на основанiи этого напишите этакiя инструкцiи. Такъ, чтобы было коротко и ясно самымъ дубовымъ мозгамъ. Пишите вы, помнится, недурно.
Я скромно наклоняю голову.
– - Ну, видите ли, тов. Якименко, я боюсь, что на мою помощь трудно расчитывать. Здeсь пустили сплетню, что я укралъ и сжегъ нeсколько десятковъ дeлъ, и я ожидаю... {124}
Я смотрю на Якименку и чувствую, какъ внутри что-то начинаетъ вздрагивать.
На лицe Якименки появляется вчерашняя презрительная гримаса.
– -
Мысли и ощущенiя летятъ стремительной путаницей. Еще вчера была почти полная безвыходность. Сегодня -- "плюньте"... Якименко не вретъ, хотя бы потому, что врать у него нeтъ никакого основанiя. Неужели это въ самомъ дeлe Шпигель? Папироса въ рукахъ дрожитъ мелкой дрожью. Я опускаю ее подъ столъ...
– - Въ данныхъ условiяхъ не такъ просто плюнуть. Я здeсь человeкъ новый...
– - Чепуха все это! Я этотъ доносъ... Это дeло видалъ. Сапоги въ смятку. Просто Стародубцевъ пропустилъ всe сроки, запутался и кинулъ все въ печку. Я его знаю... Вздоръ... Я это дeло прикажу ликвидировать...
Въ головe становится какъ-то покойно и пусто. Даже нeтъ особаго облегченiя. Что-то вродe растерянности...
– - Разрeшите васъ спросить, товарищъ Якименко, почему вы повeрили, что это вздоръ?..
– - Ну, знаете ли... Видалъ же я людей... Чтобы человeкъ вашего типа, кстати и вашихъ статей, -- улыбнулся Якименко, -- сталъ покупать месть какому-то несчастному Стародубцеву цeной примeрно... сколько это будетъ? Тамъ, кажется, семьдесятъ дeлъ? Да? Ну такъ, значитъ, въ суммe лeтъ сто лишняго заключенiя... Согласитесь сами -- непохоже...
– - Мнe очень жаль, что вы не вели моего дeла въ ГПУ...
– - Въ ГПУ -- другое. Чаю хотите?
Приносятъ чай, съ лимономъ, сахаромъ и печеньемъ. Въ срывахъ и взлетахъ совeтской жизни -- гдe срывъ -- это смерть, а взлетъ -- немного тепла, кусокъ хлeба и нeсколько минутъ сознанiя безопасности -- я сейчасъ чувствую себя на какомъ-то взлетe, нeсколько фантастическомъ.
Возвращаюсь въ УРЧ въ какомъ-то туманe. На улицe уже темновато. Меня окликаетъ рeзкiй, почти истерически, вопросительный возгласъ Юры:
– - Ватикъ? Ты?
Я оборачиваюсь. Ко мнe бeгутъ Юра и Борисъ. По лицамъ ихъ я вижу, что что-то случилось. Что-то очень тревожное.
– - Что, Ва, выпустили?
– - Откуда выпустили?
– - Ты не былъ арестованъ?
– - И не собирался, -- неудачно иронизирую я.
– - Вотъ сволочи, -- съ сосредоточенной яростью и вмeстe съ тeмъ съ какимъ-то мнe еще непонятнымъ облегченiемъ говоритъ Юра.
– - Вотъ сволочи!
– - Подожди, Юрчикъ, -- говоритъ Борисъ.
– - Живъ и не въ третьей части -- и слава Тебe, Господи. Мнe въ УРЧ {125} Стародубцевъ и прочiе сказали, что ты арестованъ самимъ Якименкой, начальникомъ третьей части и патрульными.
– - Стародубцевъ сказалъ?
– - Да.
У меня къ горлу подкатываетъ острое желанiе обнять Стародубцева и прижать его такъ, чтобы и руки, и грудь чувствовали, какъ медленно хруститъ и ломается его позвоночникъ... Что должны были пережить и Юра, и Борисъ за тe часы, что я сидeлъ у Якименки, пилъ чай и велъ хорошiе разговоры?