Россия в войне 1941-1945

Верт Александр

При всем этом финны фактически принимали участие в окружении Ленинграда. И, как утверждает западногерманский историк Вальтер Герлиц, финны присоединились бы к наступлению на Ленинград, если бы немцы предприняли решающую атаку на город с юга, но этого не произошло [113] . Они заняли большие участки советской территории, которые никогда им не принадлежали, в частности к востоку от Ладожского озера. Но хотя, как видно из советских условий перемирия, предъявленных финнам в 1944 г., в Финляндии и дислоцировалось некоторое количество немецких войск, нет никаких данных о том, что они когда-либо вели операции против Ленинграда с финской территории. Больше сомнений вызывает, пожалуй, вопрос, подвергался ли когда-нибудь Ленинград обстрелам или бомбежкам с финской территории. Мне показывали в 1943 г. одну или две пробоины от снарядов на северной стороне ленинградских зданий, это заставляет предположить, что какое-то количество снарядов было все же выпущено с финской территории. Но, даже если эти одна-две пробоины и были сделаны снарядами, несомненно, что систематического артиллерийского обстрела Ленинграда с севера не велось. Надписи на стенах ленинградских домов, объявление, что южная, «защищенная», сторона улиц гораздо безопаснее северной, ясно говорили, что обстрела города ленинградцы ждали с юга, то есть со стороны немцев.

113

G6rlitz Walter. Paulus and Stalingrad. London, 1963. p. 128.

Конечно, любое серьезное наступление с финской стороны в самые критические месяцы ленинградской блокады и интенсивный артиллерийский обстрел с севера значительно усугубили бы бедствия, которые переживал Ленинград. То обстоятельство, что финны не атаковали город в это критическое время, объясняется целым рядом факторов, а именно тем, что многие финны были недовольны союзом с Гитлером, безжалостно вторгшимся в Данию и Норвегию; тем, что Англия, а позднее и США стали союзниками СССР; а может быть, также и тем, что Маннергейм искренне не хотел участвовать в захвате и уничтожении Ленинграда.

Это вовсе не значит, что финская буржуазия не была настроена резко антирусски; она все время была так настроена после 1918 г., а после военной зимы 1939/40 г. особенно. Однако претенциозные планы создания «великой Финляндии», простирающейся - по некоторым из наиболее нелепых проектов - до самой Москвы, лелеял, видимо, лишь ограниченный круг фанатиков. Тем не менее некоторое, хотя и небольшое, число отборных финских войск фактически принимало участие в германских операциях против Красной Армии на других фронтах; при этом, судя по тому, что я слышал как во время войны, так и после нее, в особенности в районах Смоленска и Тулы, многие финские солдаты относились к русскому гражданскому населению, особенно к женщинам и девушкам, с беспощадной жестокостью - «даже хуже, чем немцы».

Что касается военного и политического руководства Ленинграда, то можно, видимо, заключить, что оно понимало «негативную пользу» той роли, какую играли финны во время ленинградской трагедии. Когда после заключения советско-финского перемирия Жданов прибыл в Хельсинки, он имел с Маннергеймом ряд длительных и подчеркнуто любезных бесед, и, как мы знаем, окончательные условия перемирия, оставившие почти всю Финляндию не занятой советскими войсками, оказались более мягкими, чем можно было ожидать.

Часть четвертая. Трудное лето 1942 г.

Глава I. Москва, июнь 1942 г.

В ноябре 1941 г. я вернулся в Англию и в Советский Союз поехал снова только в мае 1942 г.
– на этот раз до конца войны. Путь от Мидлсбро до Мурманска на конвойном судне «Эмпайр Баффин», входившем в состав знаменитого конвоя PQ-16, занял 28 суток. Вскоре после того, как конвой отошел от Исландии, немецкие пикирующие бомбардировщики начали бомбить его со своих баз в Северной Норвегии. Бомбежка продолжалась шесть дней. Как известно из писем Черчилля Сталину, морское министерство опасалось, что погибнет половина конвоя; однако, видимо, в силу допущенных немцами просчетов, из 35 кораблей было потоплено лишь восемь. Месяц спустя немцы наверстали упущенное, потопив три четверти кораблей следующего конвоя PQ-17.

В книге «Год Сталинграда» я описал этот удивительный переход конвоя PQ-16, рассказал о храбрости как английских, так и русских моряков, принимавших участие в нем, а также сколь ненадежную защиту обеспечивали конвою две подводные лодки и несколько эсминцев и сторожевых кораблей, когда оба сопровождавших его крейсера покинули его после первого налета немецких бомбардировщиков. 160 человек из экипажей конвоя были убиты, многие ранены; их в конце концов отправили в сильно переполненный и плохо оборудованный госпиталь в Мурманске.

В конце мая 1942 г. в Мурманске собралось около 3 тыс. «уцелевших» английских моряков, многие с крейсера «Эдинбург», потопленного незадолго до того. Несмотря на частые налеты немецкой авиации, особенно усиливавшиеся в дни, когда прибывал конвой с Запада, Мурманск имел тогда еще относительно немного разрушений; только месяц спустя большая его часть была уничтожена интенсивной бомбежкой.

В той же книге я описал не только Мурманск, каким он был в мае 1942 г., но и удивительный, длившийся шесть дней переезд в «жестком» вагоне - то есть в вагоне 3-го класса - из Мурманска в Москву, который я совершил в первую неделю июня. Поскольку солнце в этой части России, далеко за Полярным кругом, светит чуть ли не двадцать четыре часа в сутки, лето здесь наступило как-то сразу, за несколько дней, и Крайний Север, с его миллионами цветов, был прямо-таки прекрасен. Сказочной красотой поразило нас и озеро Имандра, представшее перед нами в полуночных сумерках, когда мы проезжали на следующие сутки после выезда из Мурманска через гористый район советской Лапландии. А дальше, на третий день пути, нашим глазам открылось зрелище необъятныхлесов, раскинувшихся к югу от Белого моря на всем протяжении железнодорожного пути Архангельск - Вологда. Часто поезд останавливался; тогда люди выскакивали из вагонов и собирали цветы и клюкву, пролежавшую всю зиму под снегом.

Вагон был битком набит солдатами и гражданскими лицами, представителями всех слоев населения. В «Годе Сталинграда» я приводил десятки разговоров с солдатами, офицерами, железнодорожниками и другими; среди них была одиннадцатилетняя девочка Тамара, эвакуированная из Ленинграда. Она провела зиму в маленьком городке на Белом море, а теперь мать везла ее к бабушке в колхоз в Рязанской области, к юго-востоку от Москвы, где климат мягче.

Все эти люди могли сообщить что-то интересное. Тамара ходила в городе на Белом море в школу; у нее было с собой несколько учебников с портретами Сталина и Ворошилова, а также игра «Вверх и вниз». Она сказала, что в столовой в школе кормили хорошо и что «дела пойдут лучше тогда, когда убьют Гитлера»; в то же время она развлекала весь вагон, распевая писклявым голоском оптимистическую частушку, которой научилась в школе:

Гитлер сам себе не рад, Взять не может Ленинград, Видит Невский и сады, И ни туды, и ни сюды. На Москву пустился вор, Дали там ему отпор, Пропадают все труды, И ни туды, и ни сюды.

Хотя немцы все еще оккупировали огромные районы СССР, тот факт, что им не удалось овладеть ни Москвой, ни Ленинградом, вселял в людей известное чувство уверенности в собственных силах. Правда, моральное состояние их отнюдь не было одинаковым; отчасти оно зависело от того, как они питались. Гражданское население жестоко страдало от недоедания, у многих была цинга. Особенно склонны к слезам и пессимизму были старухи; они считали, что немцы страшно сильны, и говорили, что одному только богу известно, что ждет Россию летом. Железнодорожники, хотя их и кормили намного лучше других гражданских, были настроены мрачно, отчасти потому, что пережили чрезвычайно тяжелую зиму: Мурманская железная дорога, которую они обслуживали, непрестанно подвергалась налетам немецкой авиации. Практически все железнодорожные станции были разрушены бомбами, а возле путей повсюду виднелись искореженные остовы вагонов и паровозов.

У солдат и офицеров настроение было гораздо лучше. Некоторые с похвалой отзывались об английских «харрикейнах», действовавших в Мурманске; они рассказывали о потерях, нанесенных ими немцам и финнам на Мурманском фронте с помощью «чудодейственных катюш». Многие офицеры были с Кавказа и с Украины; всем хотелось поскорее вернуться к оставшимся там семьям, однако по своему настроению они, кажется, резко делились на оптимистов и пессимистов - одни считали вполне вероятным, что немцы захватят и остальную часть Украины и Кавказ, другие полагали, что немцы не смогут этого сделать. Тем не менее и эти последние были далеки от того, чтобы недооценивать силу немцев, и, играя в домино, называли шестерку-дубль «Гитлером», «потому что она самая страшная из всех». Пятерку-дубль они называли «Геббельсом».