Российский флот в Средиземноморье
Шрифт:
Как основная задача имелось в виду сожжение неприятельского флота посредством направления на него брандеров. Каждый брандер должен был подводиться к намеченному неприятельскому кораблю десятивесельной шлюпкой. Брандер должен был сцепиться с неприятельским кораблем, после чего артиллерист, командированный на этот брандер цейхмейстером Ганнибалом, поджигает брандер, а сам вместе с командой десятивесельной шлюпки отходит к своим. Конечно, приказывалось при этом, пока брандеры не загорятся, воздержаться от артиллерийской пальбы с русской эскадры, чтобы не помешать делу. Но когда брандеры загорятся и шлюпки отойдут, тогда открыть «жестокую пальбу» по тем кораблям неприятеля, которые не подвергнутся нападению четырех брандеров. Вот, собственно, и вся незамысловатая диспозиция 39.
Все зависело от способности
VIII
В 11 часов ночи с 25 на 26 июня на флагманском корабле Грейга «Ростислав» появился на поднятом на мачте гафеле офин фонарь. Это был вопрос: готовы ли к снятию с якоря? Тотчас же на всех кораблях появилось по фонарю на флагштоке. Это был ответ: готовы. После этого на «Ростиславе» подняты были три фонаря — идти на неприятеля.
Было около 11 1/2 часов, когда Спиридов отдал в рупор приказ капитану Клокачеву, командиру «Европы», выступить первым (вместо «Надежды», которая назначена была по диспозиции Грейга). Ни Грейг, ни Спиридов и вообще никто не дает удовлетворительного объяснения этой перемене. Что «Надежда» как-то замешкалась — это не объяснение, а суррогат объяснения. Может быть, роль тут сыграло то, что Спиридов вполне полагался на испытанного превосходного командира «Европы» Клокачева.
Кораблем «Три святителя» командовал Хметевский, кораблем «Евстафий» — капитан Круз, а флагманом на нем был адмирал Спиридов. Вместе с кораблем «Европа» эти корабли и составляли тот авангард, которым распоряжался Спиридов. Но все-таки Спнридов, в сущности, не имел никакого права, вопреки приказу и диспозиции Грейга, прокричать со своего корабля в половине двенадцатого часа ночи Клокачеву, чтобы он немедленно, в одиночку шел прямо к турецкому флоту и начал бой, не дожидаясь общего наступления всей эскадры или хотя бы только ее авангарда. Но Спиридов был старше и чином и возрастом и сильнее авторитетом, чем Грейг, и мог себе позволить то, что для другого было делом рискованным, Клокачев повиновался, конечно. Очевидно, он не хотел снова нарваться на яростный окрик Спиридова: «Поздравляю вас матросом!» Этот окрик в разгаре боя 24 июня, совсем незаслуженный Клокачевым, вероятно, еще звенел в ушах капитана «Европы» ночью 25 июня. Разжалование в матросы, которым пригрозил ему Спиридов, конечно, едва ли бы его постигло, потому что он повернул свой корабль тогда исключительно затем, чтобы не наскочить на камень (согласно предупреждению своего лоцмана-грека, отлично знавшего дно). Во всяком случае, теперь, в ночь с 25 на 26 июня, перед Чесменской бухтой Клокачев блестяще доказал свое мужество.
«Европа» в первом часу ночи приблизилась к турецкому флоту и начала артиллерийскую перестрелку. «Европа» должна была отвечать и флоту и береговой батарее, что она и делала некоторое время с полным успехом одна, но уже в течение приблизительно получаса к ней на подмогу подошли «Ростислав», затем «Не тронь меня» и два фрегата. Эти четыре судна окончательно заперли выход из бухты и вместе с тем в огромной степени усилили огонь «Европы» по флоту и по берегу. А во втором часу ночи постепенно к месту артиллерийского боя подтянулся и весь русский линейный флот. Во втором часу ночи, в разгар сражения, русский бомбардирский корабль очень удачно поджег турецкий корабль, на котором обрушилась его собственная пылающая грот-стеньга. И в этот момент Грейг дал приказ брандерам выступить.
Начало действий отряда брандеров было неудачно. Капитан-лейтенант Дугдэль на всех парусах шел к турецкому линейному кораблю, с которым хотел сцепиться и поджечь его, но ему не пришлось добраться до цели: две турецкие галеры встретили его по пути и напали на него. Дугдэль поджег немедленно свой брандер, а сам выбросился вместе с командой за борт, и они вплавь достигли русской шлюпки. Горящий брандер затонул. Вторым после брандера Дугдэля шел брандер Мекензи. Этому брандеру удалось, правда, дойти до цели, но его действия были бесполезны, потому что корабль, с которым он сцепился, уже горел, зажженный искрами и горящими головешками с соседнего пылающего турецкого корабля. Третьим брандером командовал блестящий моряк, храбрец, лейтенант
Когда русские брандеры стали приближаться к турецкому флоту, то, по признанию самого Гассана-паши (рассказавшего это барону Тотту), турки убеждены были сначала, что это русские перебежчики, идущие добровольно сдаваться. И турки «молились о благополучном прибытии (русских судов — Е. Т.), в то же время твердо решив заковать в кандалы (русский — Е. Т.)экипаж и уже предвкушая удовольствие повести их с триумфом в Константинополь» 40.
Эта курьезная, нелепая ошибка помогла командирам двух брандеров, Ильину и Мекензи, превосходно выполнить свое дело.
Ильин подошел к турецкому кораблю, еще совершенно целому, приткнулся к нему бортом и зажег его.
Четвертому брандеру (князя Гагарина) тоже не нашлось уже работы (как и брандеру Мекензи); турецкий флот пылал уже почти весь, подожженный русскими снарядами с судов.
Пожар в течение последнего часа боя, то есть после двух часов ночи, быстро пожирал один турецкий корабль за другим. Гассану не удалось вывести свои суда подальше от бушующего огня. К несчастью для турок, наступил вдруг полный штиль, и паруса бессильно повисли на реях. Флот турок погиб без остатка.
Попытка Грейга взять в плен два уцелевших было корабля увенчалась лишь частичным успехом: один из этих кораблей, когда его уже вели на буксире к русской эскадре, загорелся от попавших в него горящих головешек; другой корабль, «Родос», благополучно был доставлен и вошел в состав русского флота.
После 3 часов ночи русские уже не стреляли, а только издали наблюдали бушующую огненную стихию и слушали последующие оглушительные взрывы, когда неприятельские суда (или точнее, их палубы) одно за другим взлетали на воздух, а затем погружались в пучину. Несколько мелких турецких судов, спасшихся от огня, были забраны русскими. Русские моряки обратили внимание в эти последние часы, что турецкие суда горели обыкновенно «часа по два и более, прежде нежели огонь достигал до крют-камер их; некоторые же сгорали по самую ватерлинию и только тогда взлетали на воздух». Так пишет Грейг в своем «Журнале». Но он должен был бы прибавить, что турецкие суда горели еще гораздо дольше, чем «часа по два и более»; они горели, очевидно, даже по шести часов, потому что сам же он сообщает, что «загоревшиеся последними взлетели не ранее 9 часов утра». А русские прекратили огонь: уже вскоре после 3 часов ночи. Некоторые турецкие суда были прекрасно построены, и крюйт-камеры запирались превосходно.
Утром Алексей Орлов, брат его Федор, князь Долгоруков и Грейг прошли на парусном катере по месту ночного побоища «для осмотра обгорелых остатков неприятельского флота, представлявших печальное зрелище по множеству мертвых тел, растерзанных и в разных положениях плававших между обломками». Алексей Орлов приказал подобрать в море раненых турок и «перевезти на корабль для перевязывания ран и подания возможной помощи». Нужно отметить, что в традиции русского флота уже тогда было особенно предупредительное и гуманное отношение к пленным. Это отмечают, как нечто удивительное, и турки, отнюдь не имевшие основания хвалиться тем же. Спасенных таким образом турок было «множество», и, когда здоровье их поправлялось, «большому числу из них от высочайшего имени ее императорского величества дана была свобода». Так доносил граф Орлов в Петербург.
Ничто не дает такого впечатления реальности, как сухие, совсем краткие записи о Чесменской битве, вносившиеся час за часом в эту историческую ночь на 26 июня в «Шканечные (корабельные) журналы» русских судов — и прежде всего в шканечные записи флагманского корабля «Три иерарха», где находился сам Алексей Орлов. Приводим некоторые записи, начиная с начала первого часа 26 июня 1770 г. и кончая 10 часами дня того же числа. Сохраняем орфографию рукописи:
1 час.«Пополуночи: Ветр посредственный, небо малооблачное, светлая луна и блистание звезд, в начале часа корабль Европа стал подходя к турецким кораблям и начали с неприятельской батареи по нем палить, також и с неприятельских кораблей по нем палить, тако к 1/2 часа видимо нам корабль Европа стал на якорь и стал палить против неприятеля. В исходе часа отдали у нас марсели, триселя, после чего и протчие корабли проходя в… неприятельских кораблей и стали производить пальбу.