Росские зори
Шрифт:
Останя чувствовал себя здесь неуверенно: степь задавала ему загадку за загадкой. Еще вчера ему и в голову не приходило, как трудно будет в степи скрытно наблюдать за степняками. Не подумал он и о том, что у Данапра могло быть какое-нибудь сарматское кочевье, которое положит предел его усилиям спасти Даринку. Кочевий на пути пока не было, но их вероятность не исключалась. Исход предприятия зависел теперь от Фалея. Если все сложится благополучно, то им надо будет как можно скорее перебраться на росский берег…
Время тянулось невыносимо долго, но вот солнце начало наконец клониться к горизонту. Скоро караван остановится и станет известно, что у Фалея. Если подаст знак — все благополучно, не подаст — случилось несчастье. Тогда Остане придется рассчитывать только на себя. За день он совсем вымотался, не лучше
Потом на далеком правом берегу Останя заметил людей. Мелькнула мысль: не россы ли? Увы, не они. Пешими россы в степь не ходили, а здесь было немало пеших. Готы!..
Фаруд тоже заметил готов, и по его лицу опять пробежала довольная ухмылка — теперь он даже не скрывал ее от своего победителя. Появление готов осложняло обстановку, но не ухудшало ее — по крайней мере, для него, Фаруда. Хуже всего придется эллинам: они попадут под еще большую зависимость от степняков, так как уже не смогут отгородиться от них широкой полосой воды; плыть посредине реки или вблизи правого берега значило теперь стать удобной мишенью для готских лучников. В этих условиях соглашение сарматов с эллинами стало совсем ненадежным. Сарматы не тронут купцов лишь до тех пор, пока не возникнет благоприятный момент для захвата речного каравана. Так же непрочна была и зависимость Фаруда от россов: из пленного Фаруд теперь наверняка превратится в хозяина положения. Надо только затаиться, выждать подходящий момент…
Фаруд действовал заодно с россом не потому, что тот чтил закон степи. Все было гораздо сложнее. Он бы давно предал сына лохага Добромила, у него хватило бы на это хитрости и изворотливости; он не сделал этого по далеко идущим соображениям: предай он росса — и главная добыча достанется Фараку, а этого-то Фаруд допустить не мог.
Между Фарудом и Фараком не прекращалась многолетнее соперничество, нередко перераставшее в глухую борьбу. Оба во всем стремились быть первыми, но у Фарака было одно постоянное преимущество перед Фарудом: он был старшим братом, и поэтому сородичи, решая внутриплеменные дела, отдавали предпочтение ему. Если они отправлялись в набег на соседей, то вести воинов поручали Фараку, а Фаруд мог рассчитывать лишь на должность помощника старшего брата. Обойти Фарака, стать выше его в племенной иерархии Фаруд мог только одним путем: успешным захватом добычи, победами в битве с врагами. Поэтому он и возглавил сарматских конников, отправившихся в росские края. Хитрый Фарак охотно отпустил Фаруда в этот рискованный набег, принесший тому не славу, а позор, а потом отказался выкупить его у россов, чтобы избавиться от брата-соперника и прибрать к рукам его добычу. Эту подлость Фаруд не мог простить брату, хотя она доставила ему и некоторое удовлетворение, так как доказывала, что Фарак боится его. Зря братец старался: Фаруд еще не сказал своего последнего слова. Набег оказался неудачным, это так, но это не значит, что с Фарудом покончено. Все видели: он не бежал с поля битвы, а сражался до конца. В трусости никто его не упрекнет, ну а что в набеге погибло много сарматов, виноват не Фаруд, а россы — они храбрые и сильные воины, он был побежден ими, и остался жив лишь благодаря сыну лохага Добромила. Предать его сейчас — значило действовать в интересах Фарака, а этого он не мог сделать. Фарак уже наложил руки на его добычу, не хватало еще, чтобы и сын росского воеводы достался ему. Этому не бывать, особенно теперь, когда за Данапром готы. Кто знает, как теперь все обернется! Если готы нападут на караван, тогда Фараку достанется от них не меньше, чем досталось ему от россов. Его-то россы разбили на той стороне, а Фарака готы могут побить на этой, на сарматской! Позору-то будет побольше. Готы появились как нельзя кстати. Надо только не упустить момент и взять свое. Сын лохага и его конь еще будут у него в руках…
Минувший день был не из лучших в жизни Фалея. Уцелевшие воины из отряда Фаруда узнали его. Едва он появился на берегу, его окружили и спешили. Неизвестно, как закончилась бы эта встреча, если бы шум не привлек к себе внимание Зенона и Фарака, находившихся на головном корабле.
Появление воина в ромейских доспехах удивило их не меньше, чем сарматов на берегу: ромеи никогда не углублялись
По знаку Фарака завыл сигнальный рог, призывая воинов к вниманию и повиновению. Шум на берегу прекратился. Фарак крикнул, чтобы ромея доставили на корабль. Сарматы на берегу опять было загалдели, но тут же смолкли, повинуясь приказу: ослушаться в походе военачальника означало смерть.
Фалею показали на головное судно, с которого на берег были перекинуты мостки. Он без промедления поднялся на борт.
— Кто ты и как сюда попал? — властно спросил Фарак.
Что это был он, нетрудно было догадаться: в лице, голосе и даже в жестах сказывалось сходство с Фарудом. И его одежда напоминала одеяние Фаруда: вышитая длинная, почти до колен, рубаха с остроугольным вырезом для шеи, узкие, облегающие ноги штаны, заправленные в мягкие кожаные полусапоги, широкий кожаный пояс, украшенный бронзовыми бляхами и прямоугольной пряжкой. На голове башлык, на плечах плащ, застегнутый спереди бронзовой булавкой. На поясе у степняка висел меч.
Выглядел Фарак бывалым воином, все в нем свидетельствовало о властности и силе.
Рядом с Фараком стоял статный эллин, — несомненно, владелец каравана судов Зенон. Одет он был по-сарматски, только поверх сарматской одежды был накинут эллинский плащ.
Фарак, как и Фаруд, говорил на ломаном эллинско-сарматском наречии, но смысл его вопроса нетрудно было понять. Фалей ответил, обращаясь к обоим:
— Зенон, сын Фаннея, Фарак, сын Форгобака, я, Фалей, сын Стратоника, пришел к вам, чтобы договориться об обмене пленными.
— Где Фаруд?! — выкрикнул Фарак.
Сарматы на берегу заговорили наперебой, что-то сообщая Фараку и по мере того как они говорили, лицо Фарака наливалось гневом. Фалей знал, как скоры степняки на расправу, но сохранял полное спокойствие. Он видел, что хозяин на корабле — не Фарак: степняков здесь было только трое, а вооруженных матросов — более двадцати. Эллины не позволят сармату надругаться над эллином. Эллада давно была подчинена Римом, давно пережила времена своего величайшего могущества, но эллины остались эллинами: как бы они ни ссорились между собой из-за рынков сбыта, богатства и власти, но на чужбине они не оставят друг друга в беде.
Он не ошибся: главным лицом на корабле был Зенон, владелец судов, один из наиболее уважаемых людей Танаиса, компаньон и приятель пресбевта [53] Деметрия, обладатель охранного знака, выданного ему боспорским царем и признанного старейшинами сарматских кочевий. Обо всем этом Фалей узнал от Фаруда. По знаку Зенона два дюжих матроса встали перед Фараком. Взбешенный сармат повернулся к Зенону. Тот сказал:
— Фалей — эллин. Если он в чем-то провинился перед нашими друзьями сарматами, его будет судить пресбевт Танаиса. Не горячись, Фарак. Фалей пришел не с мечом, а с миром.
53
Пресбевт — наместник боспорского царя и высший представитель имперской власти в г. Танаисе.
Сармат бессильно заскрипел зубами, но гнев его поутих. Он не стал ссориться с Зеноном, зато все свое раздражение направил на Фалея, возглавлявшего росских воинов, разбивших отряд Фаруда.
— Это правда, что ты с россами напал на людей моего брата?
— Правда.
— Почему ты стал на сторону россов?
— Они взяли меня в плен, но возвратили мне и моей сестре свободу.
— Где ты попал в плен?
— Я командовал когортой в ромейском легионе, защищавшем Ольвию от тавро-скифов [54] и россов. Воины воеводы Лавра Добромила окружили меня и оглушили ударом меча.
54
Тавро-скифы — в названии отразилось смешение двух народностей (I–IV в. н. э.). Тавры — древнейшее население Южного Крыма. От них произошло название полуострова Крым — Таврика, Таврида.