Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
Лёгкое волнение началось уже где-то на подходе к Звёздному Городку, когда Юра Борисов, видимо, по привычке, осведомился:
– Кто на разведку пойдёт, Канарейка?
– Никто. – Воинственно рявкнул тот, шуруя вперёд подобно вездеходу, которому море по колено. Тогда-то и прошёлся по рядам первый, слабо слышный шелест голосов, выражающий недоумение и растерянность. А Виталик уже в который раз сделал грустный вывод:
– Это конец.
– Почему конец? – Испугалась я не на шутку.
– Обычно мы тут останавливаемся. Посылаем гонца в Звёздный, чтобы он Дубровинских нашёл и вызвал сюда на бой. Гонцов обычно никто не трогает.
– Здесь Шумляев со своими приятелями в августе Севку отделал. – Объяснил мне Виталик. – Он как раз от Варьки возвращался, а они его подкараулили. Так что это место не только удобное, оно ещё и священное. С него, можно сказать, всё и началось.
Так вот, это самое «священное место», на котором всегда встречались две противоборствующие стороны, Вадим миновал со скоростью авианосца, даже не сбавив шага и не затормозив. Тормозов, по-моему, у него в данное время просто НЕ БЫЛО. Он шёл напролом, прямо в Звёздный Городок, безо всяких условностей, правил и церемоний, не обращая абсолютно никакого внимания на роптавших за спиной ребят. Они не понимали, что происходит, но продолжали повиноваться извечному стадному инстинкту слепо следовать за своим пастухом на заклание. Правда, в отличие от беспросветно глупых баранов, мои новоявленные друзья всё-таки умели думать и говорить.
Первым не выдержал «хронически правдолюб» Миша Раскопин.
– Вадь, а куда мы идём? – Потребовал он объяснений.
– Вперёд. – Последовал замечательно исчерпывающий ответ.
– Понятно, что вперёд. Ты что-то придумал? Почему тогда мы не в курсе твоего плана?
– План простой: идём и разбиваем их всех к ё…анной матери! Чего тут неясного?
Повисла пауза…Та несчастная чья-то мать, по адресу которой так грубо проехался Канарейка, заставила всех задуматься. Должно быть, в нормальном, трезвом состоянии Вадим не употреблял в лексиконе подобных слов. Никто не решился, правда, разбираться в происходящем вот так, сразу. Саша Чернов только вздохнул обречённо:
– Туда нельзя идти, Вадь. Опасно. Всё-таки Звёздный.
– Да в рот я е…ал этот Звёздный! Опасно! Ха-ха-ха! – Громкий, истерически хохот Канарейки всё расставил по местам. Сейчас уже никто не сомневался в его истинном состоянии. И Миша Раскопин не смог сделать вид, что ничего не происходит:
– Вадь, ты выпил что ли? – В голосе его слишком откровенно прозвучали менторские нотки. Я уже давно поняла, что такой тон действует на Вадима как красная тряпка на быка. Интересно, как бы реагировал на ту же самую мишень этот самый бык, если бы перед корридой его основательно напоили? До нынешнего Вадима Канаренко ему, во всяком случае, было бы далеко.
– А если выпил? – «Ходячий генератор агрессии» сейчас готов был драться со всеми и вся, без разбора на своих и чужих.
– Не стоило этого делать. – Раскопина, в отличие от Виталика, ничуть не смущала грубость Канарейки, он действительно говорил то, что думал. – Мы
– Ой, извини, Раскопин, я же у тебя разрешения забыл спросить! – «Извини» в данном восклицании было лишено своего прямого значения. Вадим и не думал раскаиваться в своих поступках. – Кажется, всем без исключения нравится меня учить и воспитывать! Страшно со мной идти?! Да ради бога, поворачивайте обратно, я никого не заставляю рисковать! Вояки, блин, гляньте на них! Все думают, анализируют, все трясутся, все сомневаются! Сомневаетесь – идите домой и учите уроки, я один пойду! Идите, ну?!
Большинство ребят действительно стушевались под этими яростными криками и заметно сбавили шаг. Увидев их страх, Вадим окончательно потерял над собой контроль – сейчас он меньше всего был похож на того романтичного принца с гитарой, который так очаровал меня вчера вечером. Парень, возглавляющий нашу компанию диверсантов, был самым натуральным дебоширом и беспредельщиком.
– А-а, испугались, да?! – Он как будто даже обрадовался, уличив своих друзей в трусости, но хохот его был злым и исступлённым. – Вот значит как?! Да вы, оказывается, все как Виталька – вам только повод дай не ходить! Не нравится что я выпил?! Х…ня это всё!!! Вам войны не хочется! Пацифисты херовы! Ну так и скажите это мне в глаза! Скажите! Я хочу правды!!!
Говорить правду, почему-то, никто не захотел. Даже Виталик, отношение которого к войне знала даже я. Все молчали, глядя на возбуждённого, задыхающегося от бешенства Канарейку, и непонятно, что хранило в себе это молчание – стыд или осуждение. Тусклый свет фонаря освещал дорогу, на которой мы стояли, сбившись в кучу. До проходной Звёздного Городка было рукой подать – вот она, метров сто, не больше. Во мне всё ещё теплилась надежда, что войти туда нам не придётся, но тут произошло следующее: Вадим махнул рукой и, развернувшись, быстро пошёл прямо к проходной. Один, как и обещал. И даже не обернулся назад, словно нас и в природе не существовало.
Общую растерянность первым нарушил Виталик.
– Вадь! Подожди! – Он догнал друга в два счёта, а следом за Виталиком, как по чьей-то беззвучной команде, вперёд рванули и все остальные, в том числе и ваша покорная слуга. Сам собой исчез куда-то страх, напряжённость растворилась в атмосфере, быстро позабылся неприятный инцидент, разыгравшийся на моих глазах буквально три минуты назад. Канарейку в самом деле любили и уважали в этой компании настолько, что даже такую возмутительную выходку смогли простить ему сразу же и навсегда. И никто (!) не захотел отпускать его драться одного.
– Не кипятись. – Примирительно сказал Миша, взяв Вадима за плечо. – Никто не боится войны, ты сам это знаешь.
– Знаю – Отозвался тот всё ещё взбудоражено. – И нечего трепаться. Если вы со мной…
– Ты просто экстремал, Вадь. Но мы же всё равно с тобой, что бы ни случилось.
Ну, если уж Раскопин так говорил, значит, это было правдой. И это, я думаю, было мнением каждого из ребят. Поход продолжался…
На проходной нас попытался задержать дежурный солдат.
– А ну стойте! Вы куда?! Пропуска есть?! – Его голова высунулась из окошка кирпичного домика, когда мы шли через ворота. Целиком вылезти наружу он не рискнул – вставать на пути такой ватаги было бы равносильно самоубийству (кто знает, что на уме у этих, распоясавшихся в наше время тинэйджеров?) Для чего только тогда, спрашивается, он здесь стоял?