Ровно в полдень
Шрифт:
— Мистер Бринкер, сейчас вы должны выйти оттуда — все пятеро. По-моему, ваши дети испуганы. Я слышу, как они плачут. Вы с женой в ответе за своих детей. Вы должны сделать так, чтобы они не боялись.
— Я больше не знаю, что мне делать.
— Взгляните на своих детей, мистер Бринкер. Взгляните на жену. Это самое дорогое, что есть в вашей жизни. Вы же не захотите причинить им боль? Вы можете восстановить разрушенную основу. Взгляните на эти желтые стены. Это вы создали для своих близких такую солнечную комнату — притом что и сами не были уверены,
— Что будет потом? Я не знаю, что с нами будет.
— Мы вам поможем. Вам и вашим близким. Вы готовы выйти из дома? Это именно то, что вы можете сделать сейчас для своих родных.
— Я не хочу уходить без них во тьму.
— Вам и не нужно уходить во тьму. Никому из вас. Вы готовы положить пистолеты?
— Мне жаль. Мне жаль, что так вышло.
— Я знаю. Вы можете выслушать меня, мистер Бринкер?
— Да, конечно.
— Положите пистолеты. Положите, пожалуйста, пистолеты и отойдите от них. Вы готовы это сделать?
— Да. Все в порядке. Мне так жаль.
«Выходит. Сдается», — записала она в блокноте. Затем подала знак оперативной группе.
— Все будет в порядке. Вы положили пистолеты?
— Да. Я положил их на полку. Высоко. Чтобы Пенни не добралась.
— Вы все сделали правильно. А теперь я хочу, чтобы вы подошли к парадной двери. Вы и ваши близкие. Пожалуйста, ничего не бойтесь. Вам здесь ничего не грозит. Вы должны поднять руки — чтобы все видели, что вы и в самом деле положили пистолеты. Снаружи будет полиция, но они не сделают вам ничего плохого. Вы меня поняли?
— Я не могу сосредоточиться. Не могу думать.
— Все в порядке. Вы готовы вывести свою семью?
— Мне… я не могу говорить по телефону с поднятыми руками.
Фиби закрыла глаза, перевела дыхание.
— Все правильно. Но почему бы вам не отдать телефон Кейт? Тогда вы сможете выйти все вместе.
— Хорошо. Кейт? Возьми у меня телефон.
— Боже, боже, — женщина с трудом сдерживала внутреннюю дрожь. — Мы выходим. У него нет пистолета. Пожалуйста, прошу вас, не стреляйте. Не стреляйте в него. Не нужно.
— Не бойтесь, никто не собирается в него стрелять. Никто вообще не собирается стрелять.
Они вышли, и у Фиби сжалось сердце, когда она увидела, как маленькая девочка плачет и тянется к своему отцу.
В помещении, служившем ему мастерской, он пил холодный сладкий чай, внимательно наблюдая за тем, как средства массовой информации освещают событие в Гордонстоне.
Хорошо бы все они умерли.
Сами Бринкеры были ему безразличны — какие-то люди, до которых ему не было никакого дела. Но если бы этот хнычущий зануда застрелил своих близких, а затем и самого себя, Фиби пришлось бы ой как нелегко.
С
Эта сучка вывернется в любом случае, утешил он себя. Даже если она облажается и этот идиот пустит пулю в того толстощекого ребенка, чью фотографию он видел на экране уже раз шесть за утро.
Она все равно не будет наказана — как бы она того ни заслуживала.
Сидя на скамье, он попивал свой чай. Про звонок он знал с самого утра — благодаря устройству, которое позволяло прослушивать чужие разговоры. От услышанного он пришел в необычайное воодушевление: парень, его жена и трое детей. Эта кровавая бойня привлекла бы к себе массу внимания.
Расположившись в своей мастерской, он наблюдал за оживлением местных журналистов. Один из каналов даже отменил ежедневное шоу, чтобы вести прямую трансляцию с места происшествия.
Еще он увидел Фиби, которая шла мимо камер, игнорируя журналистов и всем своим видом подчеркивая собственную значимость.
Он подумал о том, как здорово было бы всадить пулю в ее голову. Ему хотелось отправить ее на тот свет так же сильно, как мистеру Университетскому Профессору хотелось отправить туда свою идиотскую семейку.
Но это было бы слишком легко. И слишком быстро. Щелк! И все кончено.
У него был куда более интересный план.
Обычно он выключал телевизор во время работы — уж слишком тот его отвлекал. На крайний случай оставлял радио. Но сегодня, по его мнению, можно было сделать исключение.
Губы его сжались в тонкую полоску, когда репортеры объявили, что Бринкер и его близкие вышли из дома — все целые и невредимые. Итак, этот недоумок все-таки сдался.
«Значит, с этим ты справилась, — пробормотал он, заворачивая гайки. — Да, все было очень просто. Не пришлось даже напрягаться. Милая семья, милые соседи. Этому дерьмовому профессору просто захотелось внимания. Ты легко справилась с этим, правда, Фиби?»
Ему пришлось остановиться и положить инструменты. Руки у него дрожали — настолько сильна была душившая его ярость. Хотелось закурить. Он и в самом деле заслужил сигарету. Но он напомнил себе, что бросил курить. Это был вопрос воли — как, впрочем, и практичности.
Ему не нужны были стимуляторы. Он не мог себе их позволить. Даже гнева не мог позволить. Холодная голова — напомнил он себе. Холодная кровь. Когда придет час расплаты, ему потребуется и то и другое. А еще сильное тело и ясное намерение.
И потому он закрыл глаза и приказал себе успокоиться.
Однако при звуке ее голоса глаза его вновь распахнулись и с ненавистью уставились на экран телевизора.
— Стюарт Бринкер сдался полиции. Его жена и дети не пострадали.
— Лейтенант Макнамара, как вам удалось уговорить профессора Бринкера сдаться полиции?
— Просто я его слушала.
Прежде чем он успел осознать это, стакан вылетел у него из рук и ударился о экран телевизора. По лицу Фиби потекли янтарные капли.