Роза для бессмертного принца

Юраш Кристина

Лорд Дивайн застыл на месте, словно каменное изваяние. Он сделал жест, чтобы осужденных увели. Увели всех троих.

— Я выполню свое обещание. После того, как все сказанное тобой будет проверено. У меня есть свои методы. Думаю, что мы обойдемся одним испытанием, — задумчиво сказал Лорд Дивайн. — Каково будет твое желание, в случае, если ты оказалась права?

Алетиш сглотнула. Она поняла, что не может сказать его. Она не может даже вымолвить то, о чем хотела попросить.

— Я не люблю ждать, — бросил Лорд Дивайн.

Алетиш набралась смелости и произнесла его. Она покраснела и опустила глаза.

Что творилось в тот момент в душе Лорда Дивайна, описать было невозможно. С одной стороны, его держало,

данное слово, которое, между-прочим, значит гораздо больше дворца из золота, с другой стороны желание казалось абсурдным, невыполнимым, невозможным. Он даже узрел в этом некую насмешку. Оставшись один, Дивайн рассмеялся. А потом, взяв себя в руки, задумался.

— Я не могу дать тебе то, о чем ты просишь… Но я дам тебе нечто другое. Знаешь, что это такое? — спросил Лорд Дивайн, показывая ей перстень с черной печаткой.

— Кольцо… — едва слышно сказала Алетиш.

— Это — перстень Дома Тьмы. Моей семьи. Моего рода. Обладатель такого перстня сможет отдавать приказы наравне со мною. Обладатель этого перстня будет взят под мою защиту. Но ты обязана подчиняться мне, как главе Дома Эндор. Я жалую точно такой же перстень тебе. Если ты примешь тьму.

Девочка растерялась:

— Я не уверена, что стоит это делать… Свет есть во мне! И Тьме закрыт путь в мою душу.

— Ты присягнешь мне на верность? — величественно спросил Лорд Дивайн, глядя на девочку.

— Я не знаю, как это делается…

— Просто встань на колени и скажи: «Я присягаю на верность Дому Тьмы».

— Постойте! Если я присягну на верность Дому Тьмы, то все остальные станут моими врагами? Не так ли? Дом Тени станет моим врагом? Если будет война… — начала девочка, порываясь снять перстень.

— Войны не будет! — с нажимом сказал Лорд Темного Дома, — Война — это когда скрестились два меча. Каждый меч — это меч правды. У каждого она своя. Правда подкрепляется верой. Чем фанатичнее вера, тем крепче сталь. Но, правда, она на то и правда, что у каждого своя. В войне Домов, когда два меча правды готовы лязгнуть друг о друга, появляется еще один меч. Меч истины. Тогда, чаще всего, мечи правды ломаются о меч истины, — Лорд Дивайн задумчиво улыбнулся, — Лорд Шаэсса хочет сломать меч истины, чтобы обрести небывалое могущество. Но для этого нужно, чтобы я тоже вытащил свой меч.

Лорд Дивайн вспомнил слова нищенки и задумался. Умрет один из бессмертных…. Он или Шаэсса…

— Значит, вы друг друга ненавидите? — обреченно спросила Алетиш.

— Не меряй наши чувства человеческой меркой. Ты много не знаешь. Тебе знать это не обязательно. Но я сделаю все, чтобы не допустить войны. Я нашел способ.

— Что будет, если я присягну? — спросила девочка.

— Ты будешь под моей защитой. Возможно, тебе удастся спасти тысячи жизней. А еще я скажу тебе то, что ты хочешь знать… — ответил Лорд.

— Я согласна… — сказала девочка.

* * *

— Как ты мог? — голос Шаэссы дрожал от гнева. Он задыхался, пытаясь опереться на спинку кресла.

— Я пожаловал ей перстень своего дома, — насмешливо сказал Дивайн, — А тебе знакомы законы. Теперь девочка вне твоей досягаемости. Ты проиграл. Осознай это и успокойся.

Шаэсса поднял свои прекрасные глаза, и в них появились слезы.

— Можешь топать ногами, можешь кричать, но ты уже проиграл.

— Значит, проиграл….
– сказал Шаэсса, с горечью в голосе.

— Ты всегда был таким наивным и глупым мальчиком, — снисходительно произнес Лорд Дивайн, упиваясь чужой болью, — Тут ситуация безвыходная. Признай свое поражение. Ты проиграл, Сокол!

— Нет, это — невозможно, Змей.

— Гордость? Интересно, откуда она взялась? Ну что ж… Дело за малым… До скорой встречи, Сокол, — сказал Дивайн, понизив голос, и зеркало потухло.

Шаэсса моментально вытер слезы и неприятно улыбнулся. Хороший ход. Я бы даже сказал, что

он — лучший при всех раскладах. Браво! Дивайн! Браво! А судя по последнему представлению — ты окончательно убедился в моем проигрыше. Откуда у тебя такое горячее желание держать меня под колпаком? Хочешь мною манипулировать? Как марионеткой? Я буду подыгрывать ровно столько, сколько нужно, чтобы отвлечь твое внимание.

* * *

— Мир меняется, лишь луна неизменна. Его видели тысячи поколений. Я вижу ее уже почти две эпохи. И она не изменилась. Она смотрит на нас с небес и ей все равно. Ее видит нищий, ночующий под открытым небом. Ее видит король, вышедший на балкон роскошного дворца. Она для всех одна. Луна не знает ни справедливости, ни любви. Она лениво и равнодушно смотрит из вечного черного холода небесной тверди на твердь земную. Думаешь, она запоминает наши лица? Отнюдь. Они давно слились для нее в одно мутное пятно. Я смотрю на мир два тысячелетия. Вокруг изменяется все, а я уже и не замечаю этого. Мне служили прапрапрадеды нынешних слуг. Я даже не помню всех лиц. Сначала я запоминал, а потом понял, что это бессмысленно, — лорд Дивайн провел рукой по волосам девочки и жестоко улыбнулся, — Удивительно, не правда ли? У меня есть вечная жизнь и сила. У меня есть власть и знания. У тебя — жалкое подобие жизни. Угасающее тело и тлеющая в нем чужая душа. Вот то. Что ты из себя представляешь… Ты идешь к своему неизбежному концу. Ты — жалкое создание. Ты шагаешь по лезвию меча без смысла и без цели. Ты боишься смерти, но идешь ей навстречу. Тебя создали, чтобы с твоей помощью уничтожить старый мир и создать новый. В твое полумертвое тело вложили новую душу, но она не убила тебя. Но когда-нибудь это обязательно произойдет… Но твоя борьба удивляет меня. Не каждому дано сохранить себя в такой ситуации. Многие, даже более сильные люди, теряли себя. Но ты борешься. Ты сражаешься за свою никчемную жизнь. А это заслуживает уважения. Я забуду твое лицо, как только ты уйдешь. Я забуду цвет твоих глаз, как только ты их закроешь. Я забуду твой голос, как только уста твои смокнутся. Вы для меня, словно розы в моем саду. Вы все чем-то похожи. Завянет одна — появится другая. Нет пустоты, которая заставляет запоминать каждый лепесток, каждое соцветие, а потом воскрешать в памяти призрак розы, которая отцвела много лет назад.

— Я для Вас тоже роза? — спросила девочка, положив голову ему на колени. Ее юбка черными волнами легла на древние обсидиановые плиты.

— Как ты хочешь, чтобы я ответил?

— Я хочу услышать правду.

— Она тебе не понравится, Алетиш, — лорд Дивайн тонкими пальцами поправил прядь ее волос. А потом, склонившись низко над ее ухом, прошептал:

— Лучше я солгу. Тебе будет приятнее это слышать. Для меня — ты бутон. Я ждал, что он раскроется, но ему не суждено оправдать мои ожидания. Сколько бы я не держал его в руках, сколько бы я не поливал куст, на котором он появился — все бесполезно. Бутон просто засох. Я боюсь протянуть руку, потому, как знаю, что он от моего прикосновения рассыплется в прах. Но однажды, я все-таки коснусь его. Если у меня не хватит сил это сделать — это сделает ветер. Но я буду помнить. С чувством странного сожаления.

— Я боюсь рассыпаться в прах… — Алетиш прикрыла глаза, вспоминая странный сон. — Я так боюсь… Это так страшно… Рассыпаться в прах, так ничего важного в жизни после себя не оставив…

— Громко сказано. У людей есть странная потребность оставлять что-то после себя. Можно оставить память. А можно следы… Это тоже самое, что ты сейчас возьмешь в руки камень и будешь с усердием, достойным лучшего применения, не жалея маленьких ручек, царапать поверх старинной фрески свое, ничем не примечательное, имя. Шесть корявых букв — это следы. Фреска — это память. Кто не может оставить память — оставляет следы, — в голосе лорда Дивайна прозвучала насмешка.