Роза и тис
Шрифт:
Я спросил, действительно ли тори так щепетильны на этот счет. Гэбриэл ответил, что в Сент-Лу очень силен элемент пуританства [6] . Рыбаки, по его словам, склонны к религиозности.
– Несмотря на то, что у них по жене в каждом порту?
– Это же в морском флоте! Вы что-то пугаете, старина!
– Смотрите, сами не запутайтесь... с «Гербом Сент-Лу» или миссис Барт.
Он неожиданно вспыхнул.
– Послушайте, на что вы намекаете? Миссис Барт – порядочная женщина... абсолютно порядочная. И славная!
note 6
Пуританство
Я с любопытством смотрел на него.
– Говорю вам, она порядочная, – настойчиво повторил он, – и не потерпит ничего такого...
– Верно. Я тоже так думаю. Но она-то сама, знаете ли, от вас в восторге.
– О-о, это все Крест Виктории и тот случай в гавани, да еще всякие слухи.
– Я как раз хотел спросить вас об этом. Кто эти слухи распространяет?
Он подмигнул.
– Я вам вот что скажу... они полезны... очень полезны! Уилбрехэма, беднягу, можно списывать в архив.
– Кто их распускает? Карслейк?
Гэбриэл затряс головой.
– Не Карслейк. Нет! Он слишком неловок. Я не могу ему доверить. Приходится все делать самому.
Я расхохотался.
– Вы станете всерьез утверждать, будто не моргнув глазом рассказываете людям, что могли бы заполучить и три Креста Виктории?!
– Ну, не совсем так. Я использую для этого женщин... не самых умных. Они стараются «вытянуть из меня подробности» (которыми я делюсь крайне «неохотно»)... Потом, когда я, опомнившись, ужасно смущаюсь и прошу не говорить об этом ни одной живой душе, они поспешно уходят и рассказывают все своим лучшим друзьям.
– Вы и впрямь абсолютно бесстыдны, Гэбриэл!
– Я веду предвыборную борьбу. Мне надо думать о своей карьере. Подобные вещи оказываются куда важнее, чем то, разбираюсь ли я в вопросах тарифов, репараций или равной оплаты за одинаково скверную работу. Женщин обычно больше интересует сама личность кандидата.
– Это мне напомнило... Какого черта, Гэбриэл?! Что вы имели в виду, говоря миссис Барт, что я был ранен в Аламейне?
Гэбриэл вздохнул.
– Полагаю, вы ее разочаровали. Не следовало этого делать, старина! Делайте высокие ставки» пока вам везет.
Герои нынче в цене. Скоро обесценятся. Пользуйтесь случаем, пока можно.
– Идя на очевидный обман?
– Совсем ни к чему говорить женщинам правду. Я никогда этого не делаю. Кстати, правда им не нравится.
Сами убедитесь.
– Не говорить правду – не означает ли лгать?
– Зачем лгать. Я все уже сделал за вас. Вам следовало лишь пробормотать: «Чепуха... все это ошибка... Гэбриэлу следовало придержать язык...» И тут же завести разговор о погоде... или об улове сардин... или о том, что творится где-то там в дремучей России... И женщина уходит с горящими от восторга глазами. Черт побери, вам что, совсем не хочется поразвлечься?
– Какие у меня могут быть развлечения?!
– Ну я, конечно, понимаю, вы не можете с кем-нибудь переспать... Гэбриэл обычно не выбирал выражения. – Но немножко сентиментальщины все-таки лучше, чем ничего. Разве вам не хочется, чтобы женщины повертелись бы вокруг вас?
– Нет.
– Странно... А я бы не прочь.
– В самом деле?
Лицо Гэбриэла вдруг приняло иное выражение. Он нахмурился.
– Может быть, вы и правы, – наконец произнес он. – Пожалуй, если хорошенько разобраться, никто себя по-настоящему не знает... Мне кажется, я неплохо знаком с Джоном Гэбриэлом. А вы полагаете, что я на самом деле знаю его не настолько хорошо. «Познакомьтесь: майор Джон Гэбриэл – по-видимому, вы незнакомы...»
Он быстро шагал взад-вперед по комнате. Я почувствовал, что мои слова вызвали в нем какое-то глубокое беспокойство. Он выглядел – я это вдруг понял – совсем, как... испуганный мальчуган.
– Вы ошибаетесь, – с жаром заговорил он. – Абсолютно не правы! Я себя знаю. Это единственное, что я знаю, хотя иногда хотелось бы не знать. Мне хорошо известно, что я собой представляю и на что способен. Но я заметьте! – осторожен и стараюсь, чтобы никто другой меня не разгадал. Я знаю, откуда пришел и куда иду... Знаю, чего хочу... и намерен этого добиться. Я все тщательно рассчитал... и, надеюсь, не допущу промаха.
Гэбриэл задумался. Я тоже хранил молчание.
– Нет, – снова заговорил он, – думаю, у меня все в порядке. Я добьюсь того положения, на которое рассчитываю!
В голосе был металл. На мгновение я поверил, что Джон Гэбриэл – больше чем шарлатан. Я увидел в нем подлинную силу.
– Значит, вот чего вы хотите! – сказал я. – Ну что же, возможно, и добьетесь!
– Добьюсь чего?
– Власти. Вы ведь это имели в виду?
Он удивленно уставился на меня, а потом громко захохотал.
– О Господи! Нет! Кто я, по-вашему? Гитлер?! Я не хочу власти... У меня нет таких амбиций – управлять моими собратьями и вообще целым миром. Боже правый!
Послушайте, как вы думаете, зачем я влез в эту заваруху?
Власть – вздор! Чего я действительно добиваюсь, так это легкой работы.
Я пристально смотрел на него. Только что, всего лишь на мгновение, Джон Гэбриэл приобрел в моих глазах титанические пропорции, но тут же съежился до обычных человеческих размеров. Он плюхнулся в кресло и вытянул ноги. Я вдруг увидел его таким, каков он и был на самом деле (если не брать в расчет его обаяния): грубый, низкий тип, к тому же еще и жадный.
– Вы можете возблагодарить звезды, – продолжал Гэбриэл, – за то, что я не хочу ничего больше. Люди жадные и своекорыстные не наносят миру тяжелых ран – для таких людей в мире достаточно места. Это подходящий тип, чтобы управлять. Но да поможет небо той стране, где к власти приходит человек, одержимый идеями! Человек с идеей в голове сотрет в порошок простых людей, заморит голодом детей, сломает жизнь женщинам – и даже не заметит этого! Кроме идеи ему все безразлично. В то время как простой хапуга не принесет особого вреда: ему хочется только обустроить свой собственный уютный уголок и, когда он этого добьется, не станет возражать, чтобы и рядовой человек тоже был доволен и счастлив. Собственно говоря, он даже предпочтет, чтобы рядовой человек был доволен и счастлив – ему так спокойнее! Я очень хорошо знаю, чего хочет большинство людей. Не так уж и многого: чувствовать себя значительным, иметь возможность жить чуть-чуть лучше соседа и чтобы им не очень-то помыкали. Запомните мои слова, Норрис, как только лейбористы придут к власти, они тут же совершат свою большую ошибку.