Роза Марена
Шрифт:
— Потому что мне хотелось, — сказала она. Ее голос прозвучал тихо, но отчетливо.
— Хорошо. Больше об этом ни слова.
— И о Нормане, ладно?
— Его правда так зовут? Или вы меня разыгрываете?
— Правда.
— Как у Бейтс?
— Как у Бейтс.
— Могу я задать вам еще один вопрос, Рози?
Она слабо улыбнулась.
— Пожалуйста, при том условии, что я не обещаю ответить на него.
— Договорились. Вы подумали, что старше меня, так ведь?
— Да, — подтвердила она. — Я подумала, что старше. Собственно, сколько вам лет на самом деле, Билл?
— Тридцать. Как я понимаю, это делает
Рози неловко пожала плечами.
Он склонился к ней, внимательно глядя ей в глаза взглядом своих глаз с чарующим зеленоватым проблеском.
— Вы знаете, что красивы? — спросил он. — Это не комплимент и не заранее заготовленная фраза для подобного ужина с дамой; я спрашиваю из чистого любопытства. Скажите, вы знаете, что красивы? Наверное, нет, так ведь?
Она открыла рот. Но из глубины горла вырвался лишь едва слышный шум выдоха, похожий скорее на свист, чем вздох.
Он накрыл ее руку своей ладонью и слегка сжал. Прикосновение длилось недолго, однако ее нервные окончания будто поразил удар электрическим током, и секунду-другую она не видела ничего, кроме сидящего напротив мужчины — ничего, кроме его волос, губ и, самое главное, глаз. Остальной мир погрузился в небытие, словно они вдвоем оказались на сцене, где вдруг погасили все лампы, кроме одного-единственного яркого жаркого софита.
— Не надо насмехаться надо мной, — попросила она, и в этот раз ее голос отчетливо дрожал. — Пожалуйста, не смейтесь. Я этого не вынесу.
— Я никогда этого не сделаю, — произнес он рассеянно, словно данный предмет находился вне поля их обсуждения. — Но я буду говорить вам все, что вижу. — Улыбнувшись, он протянул руку, чтобы снова прикоснуться к ее руке. — Я всегда буду говорить вам то, что вижу. Обещаю.
Она заверила его, что ему совсем не обязательно подниматься по лестнице и провожать ее до самой двери, но он настоял на своем, и она обрадовалась. Когда официант принес бифштекс и жаркое, разговор перекинулся на менее личные темы — он пришел в восторг, выяснив, что упоминание о Роджере Клеменсе было не случайным, что она вполне уверенно ориентируется в бейсболе, и они долго обсуждали достоинства и недостатки городских команд, после чего естественно переключились с бейсбола на баскетбол. Она почти не вспоминала о Нормане до тех пор, пока они не сели в машину, чтобы вернуться домой. В этот момент она представила, каково будет открыть дверь и увидеть в комнате его, Нормана, сидящего на кровати с чашкой кофе, может быть рассматривающего висящую на стене картину с изображением женщины на вершине холма.
Потом, когда они поднимались по лестнице — Рози впереди, Билл на ступеньку или две сзади — у нее родился новый повод для беспокойства. Что случится, если он вздумает поцеловать ее на прощание? И что, если после поцелуя захочет зайти к ней?
«Разумеется, он захочет зайти, — произнес Норман тем тяжелым терпеливым тоном, к которому прибегал, когда старался не рассердиться на нее и все же не мог сдержать злость. — Более того, он будет настаивать. С чего бы тогда он тащил тебя в ресторан и вышвыривал полсотни баксов? Черт возьми, ты должна быть польщена — на улице полно шлюх, которые проявили бы гораздо большую уступчивость и за половину этой суммы. Он захочет войти, он захочет трахнуть тебя, и, наверное, это не худший вариант — может, после этого ты станешь меньше витать в облаках».
Ей удалось достать ключ из сумочки, не уронив его, но кончик ключа долго постукивал по металлическому кружку, категорически отказываясь находить замочную скважину в центре. Он накрыл ее руку своей и помог вставить ключ на место. Снова в момент прикосновения она ощутила легкий удар электрическим током и не смогла уйти от воспоминаний, которые вызвал у нее входящий в замочную скважину ключ.
Она открыла дверь. Нормана нет, разве что он прячется в душе или кладовке. Всего лишь приятная комната с кремовыми стенами, висящей у окна картиной и включенным над раковиной светом. Пока еще не дом, но гораздо ближе к дому, чем общая спальня в «Дочерях и сестрах».
— Вы знаете, очень даже неплохо, — задумчиво заметил он. — Не двухэтажный особняк в пригороде, но все же неплохо.
— Не хотите ли войти на минутку? — предложила она, с трудом шевеля совершенно бесчувственными губами, как будто ей сделали укол новокаина. — Я могла бы угостить вас чашечкой кофе…
«Великолепно! — завопил Норман из крепости в ее голове. — Сразу берем быка за рога, так, что ли? Ты угощаешь его чашечкой кофе, а он тебя — сливками. Не ожидал от тебя, крошка».
Билл, казалось, тщательно обдумал ее предложение, прежде чем отрицательно покачать головой;
— Мне кажется, это не самая подходящая мысль. По крайней мере, не сегодня. По-моему, вы не до конца представляете, как действуете на меня. — Он засмеялся чуточку
напряженно. — Наверное, я и сам не до конца представляю, как вы на меня действуете.
Он заглянул ей через плечо и увидел нечто, заставившее его поднять кверху большой палец.
— Все-таки вы оказались правы в отношении картины — в тот момент я ни за что бы не признал этого, но вы были правы. Пожалуй, вы уже тогда знали, где ее повесите, признайтесь.
Она отрицательно покачала головой, расплываясь в довольной улыбке.
— Когда я выменяла у вас картину, то даже не подозревала о существовании этой комнаты.
— Тогда вы ясновидящая. Готов поклясться, лучше всего она смотрится на том месте, где ее повесили, в конце дня или начале вечера. Когда солнце подсвечивает ее сбоку.
— Да, она просто замечательная в это время, — подтвердила Рози, хотя могла добавить, что картина смотрится прекрасно в любое время суток.
— Насколько я понимаю, она вам еще не надоела?
— Ни капельки.
Мысленно она добавила: «И еще она выкидывает забавные фокусы. Подойди поближе и посмотри на нее внимательно. Может, тебе удастся рассмотреть нечто более интересное, чем женщине, которая собирается размозжить тебе голову банкой фруктового коктейля. Скажи-ка, Билл, не кажется ли тебе, что картина неожиданно изменилась, перескочив с обычного экранного размера до „Синерамы-70“, или это плод моего воображения?» Но, конечно, ничего этого она не сказала вслух. Билл положил ей руки на плечи, и она посмотрела на него торжественно, как ребенок, готовящийся лечь в постель. Он наклонился и поцеловал ее в лоб, в гладкую точку, у которой сходятся линии бровей.