Роза на алтаре (Цветок страсти)
Шрифт:
Максимилиан накрыл ее пальцы своими.
– Но вы же не виноваты в том, что случилось! У вас остался сын – единственный отпрыск рода де Талуэ. В конце концов, я неплохо знал Этьена и охотно помогу вам воспитать его ребенка.
– Нет, – сказала Элиана, – нет. Все не так, все намного сложнее.
Подняв взор, Максимилиан увидел, что ее карие глаза горят лихорадочным внутренним огнем. На миг в них появилось отчаянное пронзительное выражение: она словно боролась с какими-то чувствами.
– Расскажите мне, – мягко попросил он.
И Элиана заговорила,
Молодая женщина не знала, поймет ли ее Максимилиан или нет, ей было важно поделиться с кем-то тем, что она пережила, прочувствовала, что до сих пор отнимало внутренние силы и причиняло страдания.
Она заметила в его глазах мимолетную растерянность, но он быстро взял себя в руки и спокойно произнес:
– Наверное, и в самом деле трудно было поступить иначе. Благодаря этому человеку вы остались живы… Я не стану спрашивать вас о том, любите ли вы меня так, как прежде, – в любом случае мы оба изменились, и нам пришлось бы заново узнавать друг друга; просто я хочу позаботиться о вас и о вашем сыне.
– Это излишне, – возразила она.
– Не думаю, – серьезно произнес он. – Я знаю, Поль очень благородный человек, да и ваша сестра, наверное, добра, как ангел, и все же я не уверен, что вам будет приятно всякий раз обращаться к ним с просьбой. Вы же захотите отдать мальчика в приличное учебное заведение, иметь свой дом…
– Хорошо, когда мне что-нибудь понадобится, я обращусь за помощью к вам, Максимилиан. Мне же известно, как вы отзывчивы и бескорыстны!
Она весело улыбнулась, и эта улыбка немного смягчила иронию, скрытую в последних словах.
Она поняла, что ему не удалось вникнуть в суть пережитой ею драмы, и тем не менее она видела свет любви в его глазах и всей душою чувствовала тепло его сердца. Сейчас этого было достаточно.
– Я не могу выйти за вас замуж, Максимилиан. И с вашей стороны было бы слишком большой жертвой жениться на мне и дать моему сыну свою фамилию. Я этого не хочу.
– Любовь к вам стоит любых жертв. Подумайте, Элиана. Молодая женщина кивнула. Она вспомнила пору своей девичьей влюбленности. Тогда она думала: пусть он ничего не знает, любовь будет гореть в ее душе негасимым огнем, озарять ее путь немеркнущим светом, но прошло совсем немного времени, и этот огонь стал пожирать ее душу, причиняя немыслимые страдания, а свет слепил глаза, вызывая жгучие слезы.
И тогда она призналась ему в своем чувстве и готова была поставить на кон судьбы все, что имела, тогда как единственным выигрышем была бы его любовь. Ей казалось, обетованная земля – у ее ног, и она может ступить на нее, стоит только захотеть!
Но теперь все было иначе. Эта земля лежала далеко за огневым рубежом, а может, ее не существовало вообще.
– Я слышал, вы с сестрой собираетесь завтра на бал, – сказал Максимилиан. – Разрешите вас сопровождать?
Она на мгновение задумалась, а потом кивнула в знак согласия. Бал. Как и шесть лет назад. Но совсем не такой. И они другие… Чем все закончится? Или это только начало? Чего? Новых испытаний? Как бы она хотела получить ответ на этот вопрос!
Бал должен был состояться в особняке близ дворца Пале-Бербон – великолепном доме с фронтоном в виде арки, сторожевыми башнями, парадным двором, некогда чудесным, а ныне заросшим парком с фонтанами и подъездной аллеей, обсаженной четырьмя рядами высокоствольных деревьев.
Элиана сидела в карете рядом с Шарлоттой и смотрела на залитые дождем оконные стекла, за которыми серой лентой проплывали улицы огромного, по-своему прекрасного города, который почему-то вдруг показался ей враждебным и чужим, как и весь мир, где она должна была заново учиться жить.
А Шарлотта в свою очередь думала о сестре и… о себе. Странно выглядит сейчас Элиана! Взгляд некогда бархатистых, полных света глаз потемнел и резал, точно бритва… Да, она совсем не такая, как прежде! И Шарлотта вспомнила, как сама в одночасье стала иной, превратилась в молчаливое, замкнутое, ожесточившееся существо с холодным, немигающим взглядом, превратилась, когда окончательно поняла, что мир радостей детства и юношеских грез канул в небытие.
Она не могла сказать, что хуже, – бросить в пучину горестей человека, уже познавшего счастье наслаждения жизнью, или же обрубить крылья совсем еще юному существу, не изведавшему чувства свободы, головокружительного вознесения на высоты настоящей любви, но она знала, что бывает, когда эти созданные в мечтах вершины рушатся одна за другой, превращая душевное пространство в усеянную обломками пустыню.
Шарлотта не ведала, случилось ли это с Элианой, но если нет, что ж, она была уверена, что случится… немного позднее, когда-нибудь.
Она не то чтобы не верила в рассказ сестры, скорее, не хотела верить. Не может быть, чтобы Элиане так повезло: каким-то особым фантастическим образом, лишний раз доказывающим, что она – счастливая избранница судьбы. Гораздо приятнее было воображать ее жертвой. Так Шарлотта чувствовала себя спокойнее. Впрочем, она вовсе не желала втаптывать сестру в грязь. Честь рода де Мельянов – слишком драгоценная вещь, ею нельзя рисковать. Внешне она станет вести себя, как и должно, а мысли… Что ж, их она могла себе позволить. Только мысли и… ничего больше.
Бал, который они изволили почтить своим присутствием, представлял собой типичное сборище времен 1-й Директории, когда женщины появлялись на людях полуобнаженными, в прозрачных, спадающих с плеч туниках, газовых шароварах, котурнах с красными шнурками, в тюрбанах из индийской кисеи, украшенных султанами из пышных перьев, с распущенными волосами, на которых сиял блестящий обруч, или в белоснежных париках, введенных в моду знаменитой мадам Тальен, вдовой эмигранта, вышедшей замуж за одного из лидеров нового буржуазного правительства.