Роза в цвету
Шрифт:
– Я вам помешаю, если пройду мимо? – осведомилась Роза, которой не хотелось разрушать эту прелестную картинку.
– Не помешаешь, кузина, если остановишься на минутку и поздравишь меня – ибо она наконец согласилась! – воскликнул Арчи, вскакивая и уступая Розе место в раскрытых объятиях Фиби.
– Я знала, что, если ваша любовь пройдет все испытания, Фиби вознаградит тебя за долготерпение и отбросит свою гордость, – сказала Роза, прижимая усталую голову к груди с такой нежностью и восхищением, что Фиби пришлось стряхнуть с глаз несколько ярких капель, и только после этого она смогла ответить с благодарным смирением в голосе –
– Что же я могу поделать, если все ко мне так добры? Любая гордость растает от таких похвал, благодарностей и благопожеланий: каждый из членов семьи не преминул меня поприветствовать, выразить даже избыточную признательность и попросить меня стать одною из вас. Особо уговаривать меня и так было не нужно, но когда ко мне подошли родители Арчи и назвали меня дочерью, я готова была пообещать им все, что угодно, лишь бы продемонстрировать им свою любовь.
– И ему, – добавила Роза, но Арчи, похоже, и так остался предоволен и лишь поцеловал руку, которую держал в своей, словно она принадлежала возлюбленной принцессе, а потом произнес, вложив в слова всю гордость, которую, похоже, утратила Фиби:
– Ты только подумай, от чего она ради меня отказывается: от славы, денег и восхищения множества более достойных поклонников! Ты даже не представляешь, что у нее были все возможности стать одной из тех дивных певиц, которые пользуются всеобщей любовью и почетом, – и она отвергла все это ради меня, ей довольно будет петь для одного лишь мужа, не получая в награду ничего, кроме любви.
– Я только рада принести эту скромную жертву ради своего же великого счастья; никогда я не стану сожалеть, не стану сетовать, что отказалась от музыки, довольно и того, что она будет лучом света в моем доме и станет звучать для моего супруга. Ты же знаешь, что звонче всего птицы поют в своих гнездах. – Фиби склонилась к Арчи, и по взгляду ее и жесту было совершенно понятно, что она без единой задней мысли отказывается от честолюбивых устремлений, принося их на алтарь счастья женской любви.
Похоже, оба они забыли, что не одни, а через миг одни и остались, потому что внезапный порыв увлек Розу в ее укромный уголок, как будто бы задул южный ветер и тихонько погнал славное суденышко к Островам Блаженства, где остальные уже благополучно бросили якорь.
Комнатку заливал солнечный свет, весенние ароматы пропитали ее своей свежестью, ибо Роза много раз давала здесь волю своим мечтам, и теперь каждая гирлянда, цветок, лист папоротника обрели свой смысл. Маку, похоже, был внятен немудреный язык символов – он догадался, почему миниатюрный портрет Чарли обрамлен белыми розами, почему его собственный украшен анютиными глазками, почему Психея выглядывает из ажурных листьев венериного волоса, а у ног Амура лежит алый страстоцвет. Последнее явно обрадовало Мака сильнее всего – он смотрел на цветок, улыбался и напевал себе под нос – чтобы скрасить тяготы ожидания – песенку, которую раньше ему часто пела Роза:
Погуляем, мой дружок, мой дружок, Под березками в Аберфелди?– Да, Мак, с тобой я готова гулять где угодно!
Он не слышал, как она вошла, и, резко развернувшись, просиял, шумно выдохнул и ответил:
– Наконец-то! Ты так хлопотала вокруг нашего дорогого дядюшки, что мне и слова было не вставить. Впрочем, могу подождать –
Роза стояла неподвижно, глядя на Мака с новообретенным почтением, а потом ответила мило и торжественно, чем заставила его рассмеяться и покраснеть с чуткой радостью человека, для которого похвала из ее уст была особенно ценной.
– Ты забываешь, что ты уже не тот Мак, что когда-то уехал отсюда. Я бы первая бросилась навстречу кузену, но не решилась фамильярничать с поэтом, пользующимся всеобщим признанием.
– А, так тебе нравится это сочетание? Помнишь – я сказал, что попробую подарить тебе и поэзию, и любовь?
– Нравится? Да никакими словами не передать мои изумление и восхищение – а также гордость и радость. Как у тебя это получилось, Мак? – И лицо Розы озарилось лучезарной улыбкой, она захлопала в ладоши и едва не пустилась в пляс от восторга.
– Все получилось само собой, там, высоко в горах, здесь, рядом с тобой, и в одиночестве на берегу моря. Я прямо сейчас могу сочинить божественное стихотворение и включить тебя в него в образе весны – ты очень на нее похожа в этом зеленом платье, с первоцветами в дивных волосах. Роза, я хоть немного приблизился к цели? Стал ли намек на славу хоть шагом к чаемой награде? Растопил ли я твое сердце?
Он не сделал ни шага в ее сторону, но во взгляде отразилась такая невыразимая тоска, что ей показалось, глаза его тянут ее к себе необоримым призывом, и вот она шагнула вперед, встала с ним рядом, вытянув вперед обе руки, будто бы предлагая ему все свои немудреные сокровища, и произнесла с безыскусной искренностью:
– Оно не стоило столь прекрасных свершений, но если тебе все еще желанна эта скромная награда, она твоя.
Мак сжал ей руки и явно хотел обнять, но потом заколебался, не в силах поверить в свое великое счастье.
– А ты уверена, Роза? Совершенно уверена? Я не хочу, чтобы преходящее восхищение затмило твой разум, я пока еще не поэт, в лучшем случае – простой смертный, и ты это знаешь.
– Дело не в восхищении, Мак.
– И не в благодарности за мою скромную лепту в спасение дяди? Я был перед ним в долгу, как и Фиби, и тоже был только рад рискнуть ради него жизнью.
– Нет, и не в благодарности.
– И не в жалости за мое долготерпение? Я пока сделал совсем мало, и мне по-прежнему бесконечно далеко до того, чтобы стать твоим героем. Если ты все еще не уверена в себе, я готов дальше ждать и трудиться, ибо мне нужно все или ничего.
– Ах, Мак! Ну откуда все эти сомнения? Ты сказал, что заставишь меня себя полюбить, и ты это осуществил! Теперь ты мне веришь? – И она в порыве отчаяния бросилась ему в объятия, замерла там в красноречивом молчании, он же прижал ее к себе, чувствуя сквозь трепет нежного триумфа, что перед ним более не маленькая Роза, но влюбленная женщина, готовая жить и умереть ради него.
– Вот теперь мне нечего больше желать! – произнес он наконец, когда она подняла к нему лицо, зардевшееся от девичьего стыда – ведь она позволила себе на миг забыться в порыве страсти. – Только не убегай сразу. Побудь рядом еще одну блаженную минутку, дай ощутить, что я действительно обрел мою Психею.
– А я моего Амура, – ответила Роза и засмеялась, несмотря на переполнявшие ее чувства, при мысли о том, что Мак сопоставляет себя с этим сентиментальным персонажем.
Он засмеялся тоже, смехом счастливого влюбленного, а потом с неожиданной серьезностью произнес: