Роза
Шрифт:
Похлопал себя по спортивным трусам, но не найдя кармана, немного сконфузился. Он и дальше продолжал втирать подруге какую-то хрень. При этом он пытался сделать глубокомысленное лицо, но у него не получалось. Настя тихонько посмеивалась, прикрыв рот ладонью. Я же наблюдал за происходящем на поле. И, то, что я видел мне совсем не нравилось.
Водилы яростно отбивались, оставив в центре поля длинного дядьку и чернявого школьника. Вот, отбив очередной навал, шофёрский воротчик запулил к центру поля. Длинный принял чугунное ядро на башку, вероятно получившую сотрясение. У дядечки получился сброс на школьника. Тот, ловко убрав мяч от подката Амосова, рванул
Трибуны взревели, а местный оркестр затянул в честь адлерского тренера, вероятно греческую мелодию. Гайоз Иванович рычканул на наших взмыленных игроков и ушёл в спасительную тень на скамейку.
Мяч в ворота адлерцев упорно не шёл. Пару раз их выручил воротчик вытворяя какие-то цирковые кульбиты во вратарской. На последних минутах таксисты вновь навесили на дылду. Тот привычно скинул мальцу на ход. Школьник, пробросив мимо Крыжевского мяч, рванул к воротам. За ним, раздувая ноздри, как два бизона в пампасах, бежали наши защитники. Ещё секунда и накроют. Чернявый вероятно заметил вышедшего вперёд вратаря и запустил мяч парашютом тому за спину. 2:2.
Трибуны забились в восторге. Оркестр заиграл лезгинку. Люди в национальной грузинской одежде начали отплясывать под зажигательную мелодию. Судья приложил много усилий и с помощью милиционера остановил концерт. За оставшиеся пять минут мы два раза попали в штангу. И всё.
Известный «всёпропадальщик» Васечка перед финальным свистком затянул на скамейке:
— Трэнэр задаст выволочку, — и, подумав по-пролетарски добавил, — Не. Вообще с говном съест…
Настя не стала смеяться, а жалостливо посмотрела на расстроенных ребят и тренера. Сразу после окончания матча началось карнавальное безумие: песни, круговые пляски «Кочари», лихая «Лезгинка», распитие спиртных напитков, братание. К Гайозу Ивановичу подвели чернявого. Тот представился: «Слава Метревели». Гайоз поднял руку, шум утих. Принял из рук адлерского тренера налитый до краёв рог и громко сказал:
— За харошего ыграка. За Грузию! За Сталина!
Быстренько подписали листочки с Метревели. Поговорил с ним. Пригласил на осень в строящуюся футбольную школу в Горький. Обменялись адресами. Когда шли к бабе Дусе, встретили армейцев Дёмина и Николаева. Они тащили своего одноклубника Григория Федотова пьяного в хлам. Так он долго их не потренерует. Вылетит на раз-два.
Зашли в корейское кафе. Взяли лапшу-рамён. Настя отхлебнула бульончика и оскалив зубы протянула: «Ы-Ы-Ы». Пробую. Перца не пожалели. И капуста перчёная и огурцы. Уже кружку воды выхлебал. Как они такое едят? Налили друг другу сладкую корейскую водку соджу типа нашей бормотухи.
— Ну как? — спрашивает подруга.
— Фигня на постном масле, — отвечаю, — Пошли уже домой.
— Не зря про вас говорят хохлы… Хочь добрий чоловик, та москаль… Мог бы и похвалить.
Дома приняли совместный душ, плавно перешедший в любовную прелюдию. Через полчасика лежим вот отдыхаем.
— А поцелуй меня под хвостик, — мимишным голосом просит Настя.
Удивляюсь сексуальным горизонтам подруги и говорю:
— Ну, подставляй свою попочку.
Переворачиваю девушку на живот и тянусь лицом к задним полушариям. Настя делает возмущённое лицо, приподнимается и бьёт меня в плечо:
— Ты что удумал, извращуга!..
— В шею поцелуй, дубина. — прелестница качает головой и откидывает в бок свой тёмный хвостик.
Настя надела своё новое коричневое пальто. Идём на вокзал. Я написал ей московские адрес и телефон. Она обещала присылать письма. На привокзальной площади купил чурчхелу у толстой армянки. Ещё взял в столовой пакет с пирожками, половину из которых Настя мне вернула:
— Я столько не съем за два дня, а в Москве куплю свежие…
Тёплый весенний ветерок ласкал нежными прикосновениями. Я был весьма серьёзен, а подруга шутила и улыбалась.
Или она так маскируется? Вот не поймёшь когда она правду говорит и когда придумывает… В этом смысле они с Колобком — два сапога-пара.
Начала влезать в вагон. Поставила вещи и обернулась, спустившись на ступеньки вагона. Посерьёзнела. Видать, кончился заряд весёлости.
Объявили отправление. Проводница загнала всех отъезжающих. Подошёл к окну настиного купе. Настя положила раскрытую ладонь на стекло. Грустно улыбается. Поезд дёрнулся. Посмотрела на меня, и что-то сказала. Поднесла руку к глазам, вытерла слёзы. Покрутила головой и с надрывом повторила. Я иду за вагоном ускоряя шаг. Тут Настя вскочила с места, и барабаня в стекло, начала громко кричать. Пытаясь открыть заевшее окно, она повторяла слова снова и снова… Я бежал до конца перрона пытаясь разобрать, что она кричит. Не заметил, как закончился перрон, и с разбегу улетел в здоровенную лужу у водокачки. Поднял голову, глядя в след уезжающему поезду и тут до меня дошло: «Юра! Не отпускай меня!»…
Я встал, вышел из лужи, вытерся, размазывая грязь по лицу. И тут накатило. Пришлось присесть на старую шпалу. А, что если я её больше не увижу…
В это время ко мне подошёл лохматый пёс. Учуяв еду в мокром кульке, завилял хвостом. Заглядывал мне в глаза, как бы говоря: «Ну, чего ты расстроился? Солнце светит, пирожки есть… Жизнь продолжается.»
Я высыпал на шпалу пирожки. Потрепал псину по холке и двинул в сторону санатория.
Ночью приснилось, что как-будто я офицер пограничник из бедной Северной Кореи, а она бизнес-леди из богатой Южной Кореи. Возможно, эта история из того моего мира. В этом то всё может пойти по другому.
Ну, так вот, встретились мы на границе. Она к нам незаконно попала. Я ей помог вернутся назад, но за это время мы полюбили друг друга. Попадали в смертельные переделки, но нас словно спасал ангел нашей любви. Там ещё песня грустная была.
Клип на дораму «Аварийная посадка любви» — Ты же мой ангел. (Сон Е Джин & Хен Бин))
Чем закончилось, я не досмотрел. Остановился на обмене на нейтральной полосе. Наверное, всё будет хорошо… Или плохо.
1 апреля 1950 года.
Напечатал пару дней назад приказ по команде. «Назначить Василия Колобкова капитаном команды ВВС с удвоением оклада и присвоением звания лейтенант.» Положил сегодня бумагу рано утром на стол. Звенит будильник. Амосов прикинулся шлангом и дрыхнет. Я высунул нос из-под простыни. Наблюдаю. Васечка встал, выключил будильник. Потянулся. Взял листочек. Читает. Подбегает ко мне трясёт. Потом к Серёге. Читает приказ. Начинает танцевать лезгинку. Серёга подержал в руках документ и спросил:
— А какой сегодня день?