Роза

Смит Мартин Круз Круз

— А шахты, которые под вами, тоже принадлежат Хэнни?

— И шахты, и старые выработки. Этой истории уже сотни лет. Когда Хэнни были еще католиками, они водили священников этими выработками, под землей из имения «Хэнни-холл» прямо до самого Уигана. И все католики знали, что идти на молитву надо в тот дом, в окне которого горела свеча. Показать вам мой секрет?

— Покажите.

Смоллбоун зачерпнул из открытого мешочка порох, высыпал его в раструб кофейной мельницы и принялся молоть.

— Готовый порох каждый дурак

купить может. На порох существует монополия правительства, и на заряды тоже. Дураку эта монополия представляется знаком качества, ему не приходит в голову остановиться и подумать, что там, где есть монополия, всякое качество вылетает в трубу. Он готовит из такого пороха заряд, и тот или шипит и не взрывается, или срабатывает с запозданием и отрывает дураку башку. А кто не верит монополии, кто настоящий специалист, тот понимает, что между крупными зернами пороха остается воздух, который и замедляет детонацию. Такой порох горит, а не взрывается. Вот почему я его перемалываю заново: чем мельче порох, тем меньше воздуха, тем надежнее будет заряд. Взгляните.

Смоллбоун вынул ящичек мельницы и пошевелил пальцем смолотый порох.

— Тонкий, как пыль. Конечно, нужна медная мельница, иначе сам взлетишь на воздух. И такой порох надо использовать сразу, пока он свежий, особенно в дождливую погоду, иначе он пропитается влагой. Я вот думаю, не добавить ли немного нитрата аммония, чтобы взрыв был посильнее. Как вам кажется, мистер Блэар?

— Я бы не стал. Вам ведь надо только отбить уголь от пласта, а не превратить его в порошок.

— Это вы точно заметили. — Смоллбоун пересыпал содержимое ящичка себе в ладонь, потом из кулака на чашу весов и прихлебнул из чашки. — Чтобы рука не дрожала.

Он взвесил порох, пересыпал его в трубочку из вощеной бумаги, крепко закрутил концы и положил готовый заряд на бидон.

— А Харви Твисс здесь жил? — спросил Блэар.

— Да. Грустная история: то, что произошло с ним и с Бернардом, его сыном.

— Из-за пожара?

— Харви так и не смог прийти в себя, после того как нашел Бернарда. Мы положили мальчика прямо здесь, в гостиной. В закрытом гробу. Бернард не был членом Похоронного клуба, но миссис Смоллбоун в таких случаях вмешивается и делает так, как считает нужным. Все было убрано черным крепом. И лиловым. Подавали чай с бутербродами. Бедняга Харви ко времени похорон уже наполовину свихнулся. Нельзя было разрешать ему шататься одному.

— Тогда-то он и лег на рельсы?

— Так говорят.

— Миссис Смоллбоун поступила очень по-христиански, позволив здесь жить спортсмену.

— Это верно, — согласился Смоллбоун. — Да и лишнее пенни никогда не помешает. Праведная жизнь — дорогое удовольствие. Мы сдаем комнату, я готовлю заряды на продажу, иногда выигрываю пари на Билла, и всего этого едва хватает, чтобы миссис Смоллбоун могла кататься по всей стране на собрания и слеты общества трезвости. Конечно, без ее присутствия

они бы ничего не стоили.

— Не сомневаюсь. А Твисс был хорошим парнем?

— Мы не были с ним особенно близки. Спортсмен, но машинист подъемной машины надежный.

— Вас не удивило, что он бросил машинное отделение и присоединился к спасателям? Машинист лебедки не имеет права покидать свое место: от него зависит работа клети, а значит и жизни всех других. Твиссу наверняка и раньше приходилось быть свидетелем взрывов на шахте.

— Возможно, тогда внизу не было его сына.

— Возможно.

— А потом, общее замешательство.

— Как ваша нога?

— Простите?

— Нога, которую вы повредили во время взрыва?

— Я там ничего не повредил.

— Ну, до пожара.

— Верно, до. Я и забыл. — Смоллбоун принялся снова раскуривать трубку. Маленькие язычки пламени освещали его ладони. — Да, припоминаю, сегодня вечером они обсуждают проблему женщин сомнительного поведения. Миссис Смоллбоун настаивает на том, что для защиты мужчин, в качестве меры санитарной предосторожности, все они должны быть помещены в больницы. Преподобный Чабб и местная полиция уверены, что определить таких женщин очень легко: у них всегда обнажены руки. Но проблема в том, что все шахтерки в Уигане тоже ходят с открытыми руками.

— Да, тогда миссис Смоллбоун забот хватает.

— Верно. Я ей много раз говорил, что и ей самой, и шахтеркам было бы меньше хлопот, если бы она определяла проституток по другим, более существенным частям тела.

Блэар подлил в чашки, Смоллбоун тем временем засыпал порох в еще одну бумажную гильзу. Готовый заряд внешне напоминал церковную свечу.

— Коль миссис Смоллбоун так ревностно занимается богоугодными делами, а сами вы играете в регби, вам, наверное, часто доводилось встречаться с преподобным Мэйпоулом?

— Серьезный человек, и очень искренний.

— И в высшей степени сочувствующий шахтерам, восхищающийся ими. Он никогда не просил вам показать, как надо махать киркой?

— Нет.

— Может быть, просил спуститься с ним в старую шахту?

— Нет.

— Вы уверены?

— Чем я горд, так это своей памятью.

— Какая это была нога? — спросил Блэар.

— Какая нога?

— Ну, которую вы повредили перед взрывом на шахте?

— Левая. Левая нога.

— А мне казалось, правая.

— Возможно, и правая. — Смоллбоун снова пустился в словесные выверты. — Ужасный был тогда взрыв. Я оперся о Билла, и мы вместе двинулись к шахтному стволу.

— Каким путем?

— По «обратной дороге».

— Но по «главной дороге» от вашего рабочего места было бы ближе, и к тому же по ней поступал свежий воздух, тогда как на «обратной» он был сильно загазован. Почему вы решили идти по «обратной» дороге?

— На «главной» сошла вагонетка с рельсов. По обратной было легче выбраться.