Розамунда, любовница короля
Шрифт:
Без тебя и принцессы Арагонской, но в основном без тебя.
– Ты виделась с Кейт перед отъездом?
– Да. И подарила ей остаток денег, что лежат на мое имя у лондонского менялы. Я почти ничего не потратила, а ей, подозреваю, деньги крайне понадобятся, но только никому об этом не говори.
– Тут ты права, она останется без гроша, если ее отец не выплатит остальной части приданого, – согласилась Мег. – Ты так великодушна! Но я сохраню секрет.
– Боюсь, наши вольные деньки окончены, ваше высочество, – вздохнула Розамунда, поднимаясь и приседая
Маргарет Тюдор гордо выпрямилась, принимая скромные знаки почтения.
– Вам, леди Розамунда, я желаю того же самого и благополучного возвращения домой.
– Спасибо, ваше высочество.
Розамунда снова присела и медленно попятилась к двери, остановившись у самого порога, чтобы в последний раз помахать подруге. Маргарет храбро улыбалась.
Тилли вывела Розамунду из покоев королевы.
– Спасибо тебе, Тилли, – поблагодарила девушка, сунув ей в руку серебряную монету. Камеристка поблагодарила и не глядя сунула деньги в карман.
– Благослови вас Господь, леди. Вам выбрали хорошего человека. Позаботьтесь о нем и слушайтесь наставлений Мейбл.
Розамунда кивнула и отправилась на поиски служанки и жениха. Завтра они начнут последний этап долгого путешествия во Фрайарсгейт.
Они покинули Ньюкасл с первыми лучами летнего солнышка. Оуэн расспросил монахов и узнал, что у их ордена имеется небольшой монастырь близ Уоллтауна, куда можно успеть добраться к вечеру, если не задерживаться в пути.
Они выбрали дорогу, идущую параллельно Стене пиктов, которая, как объяснил Оуэн, была выстроена солдатами Римской империи и предназначалась для того, чтобы помешать диким северным племенам проникать на юг, в более цивилизованные земли.
Несколько часов спустя путешественники остановились немного передохнуть и напоить лошадей и увидели каменную башню, встроенную в стену. Розамунда и Оуэн поднялись по ступенькам и были вознаграждены великолепным видом на окружающую местность. Вокруг простирался сельский пейзаж, где на склонах холмов паслись коровы и овцы.
На закате они и в самом деле подъехали к монастырю, расположенному на восточной стороне Уоллтауна. Оуэн постучал в большие деревянные ворота, и почти сразу же в них приоткрылось маленькое, забранное решеткой оконце.
– Что вам нужно?
– Я сэр Оуэн Мередит. Со мной моя нареченная леди Розамунда Болтон из Фрайарсгейта и ее служанка. Мы прибыли из Ньюкасла, куда приехали вместе со свадебной процессией королевы Шотландии. Монахи в тамошнем монастыре сказали, что здесь мы найдем убежище на ночь.
Окошечко со стуком затворилось, и через несколько долгих минут ворота распахнулись. Перед ними стоял молодой монах.
– Добро пожаловать, сэр Оуэн, – приветствовал он и повел их во двор, где они и спешились. – Здесь, вблизи Шотландии, излишняя осторожность не помешает. Даже сан нас не спасет в случае набега. Прошу вас идти за мной. Я представлю вас аббату.
Они последовали за монахом в приемную аббата. Сэр Оуэн снова объяснил, кто они и откуда. Аббат показал им на стулья, расставленные по всей комнате.
– Мы не часто принимаем гостей или слышим новости из суетного мира, – старческим дрожащим голосом пояснил он. – Вы путешествовали с королевой шотландской, нашей принцессой Маргаритой? Когда вы присоединились к ее поезду?
– В Ричмонде, – ответил сэр Оуэн. – Я до последнего времени был на службе дома Тюдоров, преподобный отец.
Леди Розамунда почти год была компаньонкой юной королевы. Теперь мы возвращаемся во Фрайарсгейт, чтобы начать новую жизнь, после того как церковь благословит наш союз.
– Вы, случайно, не родственница Генри Болтону, хозяину Фрайарсгейта? – осведомился аббат.
– Генри Болтон – мой дядя, – сухо обронила Розамунда, – но Фрайарсгейт принадлежит мне. Когда я осталась сиротой, дядя объявил себя моим опекуном и выдал замуж за своего сына, но после моего второго брака с сэром Хью Кэботом он вернулся в свой дом, Оттерли-Корт. По завещанию сэра Кэбота моим опекуном стал сам король. Его величество благословил меня на союз с сэром Оуэном. Мой дядя не имеет ни прав, ни власти во Фрайарсгейте. И уж разумеется, там ничто ему не принадлежит.
– Возможно, я ошибся, – медленно выговорил аббат. – Я стар и уже не так ясен умом.
– Не думаю, чтобы в этом случае виноват был ваш разум, – усмехнулась Розамунда. – Мой дядя всегда желал того, что принадлежит мне, и, не сомневаюсь, надеется каким-то образом завладеть Фрайарсгейтом.
Старик кивнул:
– Так часто бывает с богатыми поместьями, миледи.
Но позвольте предложить вам свое гостеприимство. Мы люди простые и небогатые, но сможем удобно устроить вас на ночь. Еще день езды, и вы окажетесь дома.
Он пригласил их на ужин в свою трапезную. Ожидая супа из моркови и свеклы, они приятно удивились, когда им подали жареного петуха, начиненного яблоками и хлебными крошками, паровую форель с кресс-салатом, миску с луковками в масле и молоке, еще теплый хлеб, масло и прекрасный выдержанный сыр.
– Это пир в честь святого Иакова, покровителя путешественников, – хитро поблескивая глазами, объяснил аббат, видя их изумление. – А завтра День святой Анны, покровительницы хозяек и незамужних девушек. Похоже, миледи, вы что-то среднее между первыми и вторыми.
Он весело хмыкнул. Молодой монах наполнил оловянные кубки довольно неплохим вином.
– Вам следует поддерживать силы здесь, в этой уединенной местности, – одобрительно кивнул сэр Оуэн. – Где вы берете такое превосходное вино?
– Присылают из главного монастыря в Ньюкасле. Это часть платы за шерсть, которую мы каждый год стрижем с наших овец, что составляет основной доход нашего монастыря. Шерсть посылают в Нидерланды, где из нее ткут ткань, которую мы потом продаем.
– Вам бы стоило самим прясть нитки и поставить ткацкие станки, – посоветовала Розамунда. – Так вы получите куда больший доход. На всех этих пересылках вы теряете немало денег. Почему бы вам этим не заняться?