Розамунда, любовница короля
Шрифт:
– Вы старше сестры? – поинтересовалась Розамунда.
– На два года. Мои родители смогли дать приданое одной дочери и выбрали меня, посчитав, что о Марии позаботится принцесса. Однажды так оно и будет. Говорят, что лорд Уиллоуби собирается ухаживать за ней, но пока что не просил разрешения ни у королевы, ни у Марии.
Дни летели быстро. Настало Рождество, и королева со своими придворными дамами посетила первую мессу, которую служил ее исповедник, отец Диего, в личной часовне ее величества. Розамунда слышала, что священник имеет репутацию распутника и многие дамы тайком вздыхают по нему. Говорили также, что он тащил в постель любую, кто был
Прошли праздники святого Стефана и День избиения младенцев. Тридцать первого декабря у королевы начались роды.
В покоях поднялась невероятная суета. Женщины сновали туда-сюда и возбужденно щебетали. Послали за врачом и повитухами, и те не замедлили явиться. Уведомили короля. Он оставался в парадном зале дворца и пил со своими компаньонами в ожидании рождения наследника. Ведь он столько молился! Совершил паломничество к Богородице Уолсингемской и собирался туда еще раз. Все твердили, что, судя по выдававшемуся вперед животу, Екатерина носит сына. И несмотря на неприятности, которые пережила королева, узнав о его романе с сестрой герцога Бекингема, она все же не потеряла ребенка, хотя такая опасность существовала, если принять в расчет ее деликатное и хрупкое сложение. Придворные уверяли Генриха Тюдора, будто это еще один верный признак того, что королева носит сына.
Много лет назад Достопочтенная Маргарет самолично установила правила появления на свет отпрыска королевского рода. Розамунда искренне поражалась их сложности. Комната, в которой рожала королева, была сверху донизу, вместе с потолком, завешана прекрасными шпалерами, изображавшими исключительно радостные библейские сцены, чтобы не расстроить ни мать, ни младенца. Только одно окно оставалось открытым, чтобы в комнату попадал свежий воздух. Полы устилали толстые турецкие ковры. Когда все было сделано, в помещение внесли большую кровать из резного дуба, в которой ее величеству позднее предстояло принять супруга. По стенам расселись приглашенные.
– Никогда раньше не видела такой кровати, – прошептала Розамунда Инее.
– Потому что она одна в своем роде, – пояснила та. – Поверх набитого шерстью матраца положили перину. Простыни – из тончайшего батиста, а их края вышиты монахинями с острова Мадейра. Валики и подушки набиты пухом.
Покрывало – из алого бархата, отороченного горностаем, вышитое золотыми коронами и гербами королевы. Такой же узор и на балдахине, и на прикроватных занавесях, хотя они сшиты не из бархата, а из атласа и отделаны золотисто-голубой с красновато-коричневым оборкой. Видите алую шпалеру на буфете и крестильную купель, на случай если ребенок родится слабым и потребуется немедленно его окрестить?
– Не дай Бог! – воскликнула Розамунда, осеняя себя крестом и вспомнив о своем маленьком сыне.
Инее кивнула и тоже перекрестилась.
– И разумеется, – добавила она, – в конце комнаты воздвигнут маленький алтарь, чтобы королева могла молиться.
– А где родильный стул? – полюбопытствовала Розамунда.
– Здесь, при дворе, мы называем его стулом стенаний.
Таковой, конечно, есть, но, подозреваю, королева им не воспользуется. Поза, в которой женщина сидит на стуле, непристойна, а королева превыше всего ценит достоинство.
– В родах вообще нет ничего величественного, – покачала головой Розамунда, подумав о своем родильном стуле.
Мейбл хлопотала
Рядом бродили кошки и терлись боками о ее ноги, словно выражая сочувствие. Собаки лежали у огня и тихо ворчали.
До чего же не похожа эта простая обстановка на душную, затянутую алым комнату, где королева Англии корчилась в муках, рожая свое дитя.
Как и предсказывала Инее, королева не воспользовалась родильным стулом. Скромно одетая в сорочку тонкого голландского полотна и двойные нижние юбки, она лежала на тюфяке, рядом с гигантской кроватью, окруженная дамами, что давало некоторую иллюзию уединения. Церковь запрещала давать роженицам обезболивающие настои, но из Вестминстерского аббатства принесли пояс Святой Девы и святые мощи, которые, по преданию, облегчают боли при родах, и Екатерина утверждала, что они ей тоже помогли, и благодарила Господа за милость.
Наконец, уже под утро, ребенок появился на свет и оказался сыном и наследником, о котором так отчаянно молилась королевская чета. Королева рыдала от облегчения и немедленно велела уведомить короля. С верфи у лондонского Тауэра салютовали пушки, и все церковные колокола начали звонить в честь рождения нового принца. Король и двор ликовали. На улицах жгли костры. Лорд-мэр Города приказал выкатить на улицы бочки с вином, и лондонцы пили за здоровье наследника. Король щедро наградил повитуху и благосклонно выслушал поздравления компаньонов.
Новорожденного, которого должны были назвать Генрихом, как и отца, завернули в свивальники и накрыли алым бархатным покрывалом, отделанным золотой парчой и горностаем. Деревянная колыбель длиной пять футов и шириной два была украшена серебром. Такие же пряжки пристегивали принца к краям колыбели, чтобы он не смог повернуться.
– Колыбель, в которой его станут показывать знатным посетителям, еще больше, – сообщила Инее.
Розамунда только головой покачала. Ее дети лежали в простой дубовой колыбельке с маленькой периной, под овечьими шкурами. Сможет ли несчастный принц дышать? Уж очень туго его спеленали!
Королеву перенесли на парадную кровать и одели в мантию алого бархата. Перед этим с нее смыли следы крови, заплели густые волосы в косу и украсили жемчугом. Отец Диего, первый мужчина, допущенный к королеве после родов, отслужил мессу у маленького алтаря.
– По всему Лондону поют благодарственные гимны Господу и Пресвятой Богородице, прославляя вас и принца, – заметил он.
Вошедший король поздравил жену и с просветленным лицом посмотрел на сына.
– Я снова отправлюсь в Уолсингем, как обещал Богородице, – сказал он Екатерине, – и вернусь пятого января, к крестинам нашего сына. Крестными родителями я выбрал архиепископа Уорема, графа Суррея, и моих тетку с дядей, графа и графиню Девон. Его августейшими покровителями будут король Людовик Французский и герцогиня Савойская, Маргарита Австрийская, дочь императора. Но все это мы уже обсуждали ранее, дорогая жена.
– Все будет, как вы пожелаете, супруг и повелитель, – послушно ответила Екатерина.
Король довольно улыбнулся:
– Ах, Кейт, вы такая покорная жена! Ни у одного монарха нет такой!
Наклонившись, он поцеловал ее в лоб.
– Постарайтесь не болеть в мое отсутствие.
С этими словами он покинул покои жены, едва кивнув женщинам, на которых все еще гневался. Но среди них он заметил прелестную госпожу Фрайарсгейта.
Интересно, сколько еще она пробудет при дворе?