Рождение Шотландии
Шрифт:
На всем дальнейшем протяжении царствования Александра II со стороны Англии не исходило никаких угроз. Шотландия процветала при миролюбивом короле. Страна полностью оправилась от слабого правления Вильгельма I и продолжала развиваться, следуя основным принципам, заложенным еще Давидом I. Королевский закон и королевский мир теперь установились на всей территории Шотландии и поддерживались твердой рукой, ибо Александр отправил в отставку своего юстициария, одного из могущественнейших вельмож своей страны, за то, что тот не воспрепятствовал нападению Коминов на Биссетов. Организация государственного управления приобретала все более ясные и отчетливые очертания. Например, тщательно пресекались злоупотребления привилегиями священного убежища; искоренялись и другие непорядки: принимались энергичные меры против тех лордов, которые использовали юридические фикции, чтобы спасать преступников от справедливого наказания и таким образом собирать вокруг себя отряды из людей, жизни которых зависели от безоговорочного подчинения воле господина. Благодаря общему успокоению и стабильности создавались все предпосылки для экономического процветания. В самом начале царствования Александра II законодательство было поставлено на службу сельскому хозяйству: похоже, была сделана попытка увеличить площади пахотных земель за счет пастбищ, и все землевладельцы в законодательном порядке были обязаны возделывать фиксированный минимум угодий. Процветали и города, появились признаки возникновения новых ремесел. Нам известно о замечательном корабле, построенном в Инвернессе в 1249 г. для графа Сен-Поля, могущественного бретонского вельможи, а так как можно было бы ожидать, что он будет покупать корабли с верфей Южной Англии или Голландии, это говорит о том, что Инвернесс пользовался хорошей славой.
Александр II заботился также о духовном и интеллектуальном развитии своей страны. Он постоянно проявлял свое почтение к священнослужителям и оказывал покровительство Церкви, которая, в свою очередь, всегда оставалась преданной соратницей короля, хранящей верность короне и государству. Отмеченная выше стабилизация церковного устройства значительно способствовала повышению ее дееспособности. Очевидно, Церковь развила бурную деятельность, и Александр II, как прежде Александр I и Давид I, поощрял ее начинания, поддерживая непосредственные контакты с новыми религиозными движениями на континенте. В основанном в 1229 г. королем и королевой Эрменгардой аббатстве Бальмерино поселились бенедиктинцы из Келсо, а совсем неподалеку, в Плюскардайне, Александр II построил монастырь для валлискаулиан — новой, реформированной ветви цистерцианцев. Однако особым его благоволением пользовались нищенствующие ордена. В 1230 г., спустя лишь 9 лет после смерти Доминика в Болонье, он пригласил в Шотландию отцов-проповедников, или доминиканцев. Они сразу же приобрели большую популярность, и вскоре шотландский король расселил их в стратегических точках по всему королевству: у них были дома в Берике, Эдинбурге, Эре, Стерлинге, Перте, Абердине, Элгине и Инвернессе. В 1231 г., спустя 5 лет после смерти Франциска, он привез серых отцов в Берик и Роксборо.
Король подал пример своим подданным. В его правление произошел необычайный подъем церковного строительства, по своему размаху превзошедший даже старания Давида I. На севере и западе Шотландии местные аристократы основали валлискаулианские монастыри в Боли и Ардхаттане в Лорне. Ферхар Росский построил аббатство Ферн для премонтренцев: возможно, в этом сказались последствия его участия в голуэйской войне, так как он привез насельников нового монастыря прямо из Уитхорна. Дункан, ярл Каррика, привез клюнийцев из Пейсли в новый Кроссрагель, а Уолтер Стюарт пригласил английский орден св. Гилберта из Семпрингема в Далмулин в Эршире (впрочем, позднее это предприятие закончилось неудачей).
Духовные лица не отставали от светских покровителей. Дорнохский собор был построен св. Гилбертом де Мореем, который после убийства епископа Кейтнесса был послан для умиротворения этой беспокойной области и, будучи человеком святым и благоразумным, добился потрясающих успехов. В тот же период был сооружен и Элгинский собор, а также прекрасные хоры и крипта в Глазго. Как грибы после дождя, возникали приходские церкви. Сообщается, что один лишь Давид, епископ Сент-Эндрюса, освятил 140 церквей, по преимуществу приходских. Некоторые из них, конечно же, были всего лишь расширены, а некоторые, как, например, церковь в женском монастыре в Северном Берике, были просто перестроены. 6 октября 1243 г. Давид освятил церковь св. Джайлза в Эдинбурге.
К своему пятидесятилетию Александр II превратил Шотландское королевство в умиротворенное и процветающее государство. Его твердое поведение предотвратило угрозу войны с Англией, и у него не было оснований предполагать возможность повторения этой опасности. (В действительности Англия со всей очевидностью намеревалась погрузиться в пучину гражданской войны, так как Генрих III следовал примеру своего отца, а его бароны шли по стопам своих родителей.) Самая серьезная угроза исходила от беспокойных галл-гэлов с Островов, которые могли с легкостью опереться на поддержку Норвегии. Возрастающее желание подчинить Шотландии Острова побудило Александра предложить Хакону Норвежскому за них деньги. Хакон, ничуть не меньше шотландского короля осознававший, что Острова представляют собой превосходную базу для нападений на Шотландию, ответил, что он не нуждается в деньгах. Повторное посольство принесло тот же результат.
В 1248 г. Дункан Аргайлский, вассал и Александра, и Хакона, умер, оставив свои обширные владения сыну Эвену, которого один его английский современник называет «храбрым и изящнейшим воином» (miles strenuus et elegantissimus). Александр II поддался искушению совершить единственный неправедный поступок за все свое царствование. Он попытался склонить Эвана принести ему вассальную клятву не только за Аргайл, но и за Южные Острова. Эвен отвечал, что он уже принес оммаж за Южные Острова Хакону, и услышал в ответ, что никто не может служить двум господам. Эвен заявил, что это вполне возможно, если господа находятся в мире друг с другом, как Александр и Хакон, и когда король не пожелал слышать никаких оправданий, предложил отказаться от своих норвежских фьефов. Александр, желавший присоединить их к Шотландии, не согласился на такое решение вопроса. В 1249 г. он собрал флот и повел его вверх вдоль Западного Побережья к Ферт-оф-Лорну. Эвен не захотел ни сдаваться, ни сражаться против своего сюзерена и бежал на остров Льюис… и военные действия прекратились, ибо в то время пока флот все еще находился в Ферт-оф-Лорне, короля поразила смертельная лихорадка. Его высадили на острове Керрера, подобный длинному облаку в устье Ферта, и там 8 июля он скончался.
Александру II было чуть больше пятидесяти лет. Его смерть вновь отдала Шотландию во власть несовершеннолетнего правителя, так как его сыну совсем недавно исполнилось всего 8 лет. Однако этот ребенок тут же наследовал престол, не столкнувшись ни с какими препятствиями, а его отец навел в государственных делах такой образцовый порядок, что, несмотря на серьезные опасности, машина государственного управления работала как хорошо отлаженный механизм, пока Александр III не достиг зрелости и не смог взять управление страной в свои руки. Без помех (хотя на первых порах и без каких-либо скачков) продолжился экономический и социальный прогресс, которым ознаменовалось царствование Александра II.
Александра III привезли на церемонию коронации в Скон. Возник спор. Шотландцев уже беспокоила череда несовершеннолетних королей, которая еще долгое время будет характерной чертой шотландской истории. Некоторые утверждали, что король не может быть коронован, пока он не посвящен в рыцарский сан; возможно, чести посвятить короля в рыцари добивался Алан Дорвард, юстициарий и супруг внебрачной дочери покойного короля. Уолтер Комин, ярл Ментейта, представитель очень могущественного норманнского рода [91] , отверг это возражение, и епископ Сент-Эндрюса препоясал мальчика королевским мечом, произнеся за него королевскую клятву, переводя ее с латыни на французский, чтобы Александр III мог понять каждое слово. Затем торжественная процессия двинулась к аббатству Керк, туда, где под большим крестом на церковном дворе стоял Священный Камень, покрытый шелком и золотом, — тот самый камень, который в стародавние времена Фергус привез из Ирландии. На нем Александр III был возведен на престол со всеми обрядами, которые соблюдались при коронации его предшественников за семь предыдущих столетий. Лорды принесли ему вассальную клятву, и древний шеннахи (хранитель истории и генеалогий) в красном одеянии прочитал по-гэльски длинную родословную короля, потомка Альпина в четырнадцатом колене, затем старик дошел до Фергуса мак Эрка, жившего приблизительно за 800 лет до этого времени… и далее, пробиваясь через несметную толпу предков, добрался до принцессы Скоты, дочери Фараона, и ее супруга Гатула, сына Кекропа.
91
Коминам суждено будет сыграть важную роль в событиях, разыгравшихся на протяжении жизни следующих трех поколений. Вильям, сын назначенного Вильгельмом Завоевателем ярла Нортумберленда, Роберта де Комина, стал канцлером Давида I. Его племянник женился на внучке короля Дональда Бана. Сын, родившийся в этом браке, взял в жены наследницу Бухана, а его сын, тот самый Уолтер, женился на наследнице Ментейта. Теперь, наряду с двумя ярлствами, этот род владел огромными землями в Баденохе и Тайндейле и на тот момент насчитывал около тридцати рыцарей, носящих имя Комин.
Раскол на коронации оказался предвестником будущих трагических событий. В тридцатисемилетнем правлении нового короля самым ярким образом проявились три процесса: с одной стороны, мы наблюдаем непрерывное продолжение, несмотря на различные помехи, прогресса и процветания и окончательное завершение консолидации, собирание под властью короны всех земель, ныне составляющих территорию Шотландии, за исключением Северных Островов. Однако, с другой стороны, именно тогда впервые начала просматриваться опасность, позднее ставшая настоящим бичом шотландской истории. Мы имеем в виду возникновение среди вельмож королевства двух партий, одна из которых ориентировалась на чужеземные силы. С этого момента мы можем говорить о национальной и проанглийской партиях. В самом формировании этих направлений отразился фундаментальный раскол, который отныне будет задавать тон всей будущей шотландской политике. Последняя партия всегда составляла меньшинство, но это меньшинство во все времена поддерживало союз с Англией, население которой было в 5–8 раз больше населения Шотландии. Позиции Англии были очень сильны ввиду открытой границы между двумя странами, а главным принципом ее политики с самого момента возникновения стал лозунг, гласивший, что тем или иным образом Шотландия должна быть уничтожена. Несомненно, существовали абстрактные логические предпосылки для объединения двух стран в одно государство: каждое из них было некогда создано из нескольких государственных образований. Однако в политике логика ценится меньше, чем психология, а с психологической точки зрения время для такого объединения было давно упущено. При потомках Малькольма III Шотландия стала единым национальным государством. При Плантагенетах тот же процесс завершился и в Англии. Все еще сохранялась возможность объединения обеих стран в федерацию под властью одной короны, ибо отношения между ними становились все более и более теплыми и дружественными и в тесном союзе виделись очевидные выгоды. Со временем, если бы объединение состоялось мирным путем до Трехсотлетней войны, могло бы произойти даже полное слияние без какого-либо ущерба для обеих сторон. Однако вследствие жадности и жестокости Эдуарда I такая возможность улетучилась как дым. Никогда столь ярко не проявлялось бессилие политики силы. К 1500 г., хотя интриги с англичанами оставались обычной уловкой вероломной знати, обе страны отстояли дальше друг от друга, чем в 1200-х или даже 1300-х гг. Их разделяли не только память о долгих и жестоких нападениях, с одной стороны, и сознание несмываемого позора, порожденного постоянной и безуспешной агрессией, с другой, — в разных направлениях развивались и национальные культуры. В XII в. Англия была страной, в гораздо большей степени ориентировавшейся на континент, чем Шотландия, в XIII в. в этом отношении они по меньшей мере сравнялись. К 1500 г., после двух столетий гибельных и унизительных французских войн, Англия повернулась спиной к континенту и ограничила свой кругозор островами. Напротив, Шотландия по-прежнему являлась неотъемлемой частью Европы и ориентировалась на континент. Федерация под властью одной короны была все еще осуществимой, если бы для ее достижения использовались мирные методы (как это случилось позднее); и когда планы по образованию единого государства начали претворяться в жизнь, шотландцы делали все от них зависящее, чтобы этот процесс успешно завершился. Если бы после 1603 г. англичане подавили свои обиды на старые неудачи, если бы не начались вновь религиозные войны, уния вполне могла бы привести к счастливому итогу. Тем не менее, при создавшихся обстоятельствах политическое слияние, с последующим слиянием социальным, могло нанести только ущерб всему, что отличало Шотландию, включая многое из того, что составляло предмет гордости шотландского народа; и если Англии пришлось заплатить за свою настойчивость тем, что высшие должности в государственном аппарате заняли шотландцы, то для самой Шотландии результаты слияния оказались еще менее выгодными.
Следует отметить — и в этом проявляется прогресс в деле внутренней консолидации Шотландии, — что деление на партии происходило не по национальному признаку. Фамилия Алана Дорварда говорит о его английском происхождении, но на его сторону стали: молодой ярл Атола из голуэйского правящего дома; ярл Данбара, потомок Малькольма II; ярл Стратерна; Роберт Брюс, лорд Аннандейла, который из-за рождения молодого короля лишился прав наследника, и Вильям де Дуглас из местного рода Стратклайда. Во главе национальной партии встал человек норманнского происхождения, а в число его сторонников входили Джон Балиол и несколько человек также норманнского рода.