Рождение Зимы
Шрифт:
Они уже почти достигли успеха. На севере атака через Долину Камней заманила в ловушку большую часть сил Ланнис-Хейгов; замок в Колгласе сожжен, и брат тана убит; Андуран до обидного легко пал сам. Но этого было еще недостаточно. Замок держался, и тан в нем ожидал подхода своих союзников. Если бы Тенври был атакован на несколько часов раньше, или сам Кейнин на один день позже выбрался бы из Анлейна, то в Андуране едва ли остался хотя бы один воин, чтобы занять позиции в замке, а Кросана можно было бы захватить по дороге из его столицы в Тенври. Это было намерением и надеждой Кейнина. И вот из-за такой-то малости
В центре площади дружно блеснули клинки, и четыре тела упали вперед. Ноги колотили по земле, головы подергались и замерли, кровь брызнула на землю и побежала бесчисленными ручейками между булыжниками. Кейнин развернул коня и направил его к дому торговца, который они с Вейн теперь считали своим.
Вейн. Его половина, его сильнейшая половина, как он иногда думал. Он очень хорошо знал, что большинство воинов ее боялись больше, чем его. Усердие и пылкость веры Вейн в Темный Путь и в Кровь были путеводными звездами для всех. Вера и в его сердце горела ярко, но Вейн вносила в нее такую свирепую страсть, что блеск ее мог ослепить.
Энгейн не один раз пытался женить сына. Но ни одна из невест, предложенных Кейнину — ни ласково-льстивые дочери крупных землевладельцев, ни даже гипнотически прекрасная дочь Оринна ок Вин-Гира, — не смогла бы стать равной по силам соперницей Вейн. Кейнин не представлял себе женитьбы, пока не найдет женщину, способную померяться силами с Вейн и выдержать сравнение.
Он нашел сестру наверху, в комнате, которая когда-то была вполне великолепной спальней. Торговец, чья семья жила здесь, очевидно, был очень талантливым торговцем, потому что таких прекрасно оснащенных домов Кейнин в своем отечестве не видел, если не брать в расчет домов танов и их родни. На деревянных панелях, украшавших стены, изображались сцены охоты. В вычурных железных подставках горели свечи. На полу разостлали волчьи и медвежьи шкуры. Их нашли на чердаке вместе со многим другим, что забывает или бросает бегущая семья. Вейн сидела за узким длинным столиком с приделанным к нему полированным щитом и морщилась, расчесывая волосы гребенкой из оленьего рога. Ее немного искаженное отражение морщилось тоже.
— Сделано? — не поворачиваясь, спросила она.
— Сделано. Я предпочел бы видеть их, работающими на стенах.
— Четыре пары рук немногое сделали бы для защиты города от нападения, — возразила Вейн. — Зато четыре пары взрезанных глоток добавили нам еды.
— И то сказать.
Кейнин устало расстегнул кожаную тунику и бросил ее на пол. Легкая юбка, надетая под тунику, промокла насквозь.
— Нужно, чтобы кто-нибудь зажег свет, — сказала сестра. Он подошел и взял из ее рук гребенку.
— Сейчас. Позволь я это сделаю; ты выдерешь все волосы, пока расчесываешь.
Он несколько минут стоял молча, методично разбирая и расчесывая волосы. Сосредоточенность на задаче отвлекла его от тревожных мыслей. Даже грязные и всклокоченные, ее волосы были прекрасны. Он чувствовал запах дыма, грязи и пота.
— Ты хорошо потрудилась?
— Со строителями машин. Здесь дерева и веревок хватит на сотню военных орудий. Есть и умелые руки. Правда, нескольких лучших мы потеряли еще в лесу. Таким образом, еще несколько дней, и мы по горло закидаем их руинами их любимого города.
— Еще несколько дней. И неделя еще, чтобы взломать ворота или стены. Или две недели? Или шесть? У нас есть столько времени?
Она пожала плечами. Глядя на ее сложенные на коленях руки, Кейнин видел, что она перебирает кольца. Он мысленно улыбнулся. Эта старая привычка! Он давно ее заметил и всегда мог ясно представить себе: непослушный, независимый ребенок сидит в ночной рубашке и делает то же, всегда одно и то же, крутит перстни на пальцах. Это случалось, когда ее мозг напряженно работал, словно ее мыслям требовался некий внешний отклик. Она давно уже этого за собой не замечала, и если бы Кейнин сделал ей замечание (а он иногда делал, с самым наивным простодушием), то она впилась бы в него таким раздраженным взглядом, что он не мог не рассмеяться. Это раздражение тоже напомнило бы то серьезное выражение, с каким она, маленькая, смотрела на что-то такое, что по ее ребячьим представлениям было неправильно.
— Стражники сказали мне, что на днях ты ходила в тюрьму, навестить нашу узницу, — сказал он, только, чтобы немного рассеять очарование, какое всегда вызывало у него расчесывание ее волос.
— Ходила.
— И?
— Девчонка сильнее, чем я ожидала. Не такая слабая, как большинство из них кажутся. Конечно, она боится. Они все живут в страхе.
— А как насчет полукровки?
Вейн всем видом показала, что это ей не интересно:
— Не думаю, что он сказал хотя бы слово с тех пор, как его заперли. Стражники держатся от него подальше. Мы можем убить его и покончить с этим.
Терпения никогда не было в арсенале Вейн. Когда они были детьми, она всегда получала выговоры за то, что слишком торопилась и потому теряла собак на охоте, или за то, что зимой выскакивала на лед слишком рано, когда взрослые еще не убедились, что он достаточной толщины. Кейнин знал, как тяжело дается ей бездеятельность. Вот почему она отправилась травить девчонку. Вот почему она так жестко подгоняла строителей осадных орудий.
— Никогда не знаешь, не пригодится ли на что-нибудь даже крыса, — сказал Кейнин. — Взгляни на Эглисса. Он послужил нашей цели. Впрочем, посмотрим. После того как они еще немного потомятся в замке, мы можем дать им понаблюдать за концом девчонки. Может, мы тогда же убьем и метиса.
Руки Вейн оставались в покое. Как правило, это означало, что она пришла к какому-то решению. Кейнин встретил ее отраженный щитом взгляд. Она была взволнована.
— Что-то приближается, — сказала Вейн. — Я совершенно уверена, нутром чую. Путь собирается поворачивать, в ту или другую сторону. Как ты думаешь, что нас ждет? Свет или тьма?
— Или то, или другое, Вейн, — ответил Кейнин. — Одно из двух: помощь придет к нам с севера или к Кросану с юга. Это конь, мы можем только постараться удержаться на нем. Мы не можем вести его туда, куда хотим.
— Да-да, но я все-таки повторяю, что-то грядет. Одно из двух, — и он ту услышал твердую уверенность в ее голосе, которую так хорошо знал.
Огромный человек, сплошные бугры мускулов, появился в дверях: Игрис, начальник Щита Кейнина. Он молча ждал, сурово глядя прямо перед собой. Кейнин отложил гребенку.
— Что? — спросил он.
— Полукровка просится к вам для разговора. Мы сказали ему, что вы не принимаете. — Голос у человека был низкий и громкий.
— Очень хорошо, — согласился Кейнин.