Рожденная революцией
Шрифт:
– Подвинься.
– Кто вы такой, что вам надо?! – Маша разыграла изумление, но внезапно осевший голос выдал ее. Незнакомец усмехнулся:
– Не понимаешь? А чего же тогда сипишь, ровно с перепою? Ты Жичигина бикса?
Лихач молча дергал вожжами и не оглядывался. Коляска летела по улицам ночной Москвы.
– Куда мы едем? – спросила Маша.
– На кудыкину гору… – попутчик покривил уголком рта. – Золотишко где, знаешь?
Маша не удостоила его ответом. Она правильно рассудила про себя, что пока нужно, как ей разъяснили в уголовном розыске, держать
Лихач свернул в переулок и стал.
– Выходи, – попутчик спрыгнул и протянул руку.
Маша медлила, и тогда бандит ловко выдернул ее из коляски. Она попыталась кликнуть, вырваться, но он завернул ей руки за спину, замотал голову какой-то тряпкой и поволок. Маша начала толкать его, но ее больно ударили под ребра, и она бессильно обвисла у бандита на руках. Очнулась она в маленькой комнатке с низким потолком. Тускло светила грязная лампочка. Напротив сидел Кутьков и нехорошо улыбался.
– Ну, мамзель, расцвела, – протянул он. – Видишь, гора с горой, как говорится, не сходится… А ты, я слыхал, за лягавого замуж вышла? Ну-ну, не дергайся, я женского взгляда не боюсь. Не сверли меня глазками-то, а то, не ровен час, и я возбудиться могу, а тогда, – он махнул рукой, – муженьку твоему рожки да ножки останутся… Говори, где жичигинский клад?
– Не понимаю, – сказала Маша.
– Объясни ей, – равнодушно обратился Кутьков к одному из сообщников.
Бандит снова ударил ее под ребра. Обожгла резкая боль, в глазах поплыло. «Они забьют меня насмерть, – лениво, сквозь туман подумала Маша. – И наши никогда не узнают, как это случилось». Она впервые мысленно назвала муровцев – «наши» и даже улыбнулась – настолько неожиданным было это слово: Кутьков, заметив улыбку, зло крикнул:
– Да она, стервь, смеется! Вот что, паскуда: мы сейчас знаешь чего с тобой сотворим? Все по очереди… Или тебе все равно?
– Я покажу… где тайник, – с трудом сказала Маша.
– То-то… – Кутьков вздохнул с облегчением. – Умница! – он залпом выпил стакан водки, утер рот: – Где?
– Калужская, двадцать шесть, квартира восемь. Николай Иванович Кузьмин… Это давний знакомый моего отца, но он беден, и поэтому мне пришлось жить у Жичигина…
– Поможешь нам войти в дом, – сказал Кутьков. – Будешь своя, – никого не тронем. А чуть что… – Кутьков провел ребром ладони по шее. – Амир! – крикнул он.
Вошел Амир, молча остановился на пороге. Маша не знала, кто он, не догадывалась о его истинной роли в операции и поэтому с удивлением встретила его взволнованный, полный искреннего сочувствия взгляд…
– Бери бабу, – приказал Кутьков. – Все по пролеткам! Я сейчас.
Амир увел Машу. Кутьков протянул одному из сообщников два маузера.
– Как кассу возьмем – всем аминь. Бабу – первую, Амира и остальных – следом!
– Замётано, – пробурчал бандит.
…Мчались пролетки. Насупившись, сидел Кутьков, равнодушно уставился в одну точку Амир, бандиты дремали, привалившись друг к другу. Всхрапывали лошади, подковы высекали искры из
– Ну вот, – сказал Кутьков. – На месте.
Впереди чернел одинокий двухэтажный дом. В окнах – ни огонька. Бандиты вылезли, сбились в кучу.
– Не нравится мне здесь, – сказал кто-то. – Подходы чистые, могёт быть засада…
– Первая маслина – ей. – Кутьков почти дружески потрепал Машу за подбородок. Опустил предохранитель маузера, затоптал окурок: – Пошли.
Все двинулись за ним. У дверей Маша остановилась:
– Вы обещали никого не трогать. Я надеюсь на ваше слово.
Бандиты дружно прыснули. Кутьков шикнул на них, проникновенно сказал:
– Слово урки – закон! Век свободы не видать, если обману!
Мария постучала. Послышались шаркающие шаги, старческий голос спросил:
– Кто там?
– Я, Маша… Откройте.
– Что так поздно, Марьюшка! Или стряслось что?
Кутьков сжал кулаки, толкнул Машу, зашипел:
– Уйми старую галошу, а не то я ему потом такое сделаю…
– Все хорошо, не держите меня ради бога на пороге! – раздраженно крикнула Маша.
– А ты одна? – Кузьмин оказался очень любопытным.
– Да кому со мной быть в такой час! – Маша разозлилась. – Вы откроете или нет?
Звякнула щеколда, двери открылись. Бандиты выдернули Кузьмина из проема, надели на голову мешок. Кутьков бросился внутрь дома. Остальные, тяжело дыша, мчались за ним. Машу Кутьков не отпускал – тащил за руку. Вошли в комнату. Маша подвела Кутькова к стене, рванула обои. Обнажилась дверца. Кутьков поддел ее финкой, дверца отскочила. В квадратной нише стоял чемодан. Бандиты сгрудились вокруг.
– Всем быть на стрёме, – приказал Кутьков.
Бандиты разошлись, но тут же вернулись. Кутьков не стал спорить – понял, что бесполезно. Деньги – разве удержишь…
Сорвали крышку чемодана. Кто-то не выдержал, вскрикнул: чемодан был битком набит валютой: пачки долларов, фунтов стерлингов, франков. Кутьков запустил обе руки в нутро чемодана и, перебирая пачки, приговаривал:
– Доля моя, честная… Моя, честная доля… Рванем теперь за кордон в лучшем виде.
…В дверях появился Никифоров. Несколько мгновений он разглядывал бандитские спины, потом жестом позвал остальных. В комнату вошел Трепанов, следом за ним Афиноген и остальные сотрудники. Они молча перекрыли окна и двери.
– Делай, как велел, – приказал Кутьков.
– Поздно, – негромко сказал Трепанов. – Бросай оружие, руки вверх!
Упал первый маузер, за ним второй, третий… Кутьков криво улыбался, по его пухлым бабьим щекам катились крупные слезы. Внезапно он взвыл по-волчьи и рванулся к окну. Загремели выстрелы.
– Только живым! – крикнул Трепанов.
Зазвенело стекло – Кутьков вышиб раму и полетел вниз. Коля оттолкнул Трепанова и прыгнул вслед за Кутьковым. Тот уже мчался, прихрамывая, где-то в глубине двора: не знал, что вся территория вокруг надежно перекрыта милицией и ВЧК.