Рожденная в Техасе
Шрифт:
Их взгляды слились: два оттенка голубизны, светлый и морской волны. Они молчали, глаза их были красноречивее слов. Под его взглядом зрачки ее глаз стали расширяться, лицо загоралось возбуждением.
— Я люблю тебя, — нежно шепнули его губы так тихо, что она сначала подумала, что ей это послышалось. Она смотрела на него не отрываясь, и губы ее слегка подрагивали. Он отпустил ее левую руку и взял обеими руками правую.
Элизабет-Энн коротко вскрикнула, когда он начал тихонько снимать перчатку.
— Нет, — зашептала она в паническом страхе. — О-о, прошу, нет! — Она вырвалась, но он снова еще нежнее
Он склонил голову набок и смотрел на нее торжественно и серьезно, продолжая держать ее за руку.
— Не бойся, — зашептал он. — Я люблю тебя, люблю тебя всю.
Дрожащими губами она попыталась улыбнуться.
Он снимал перчатку медленно и осторожно, словно боясь причинить ей физическую боль. Она отвернулась и зажмурилась, чтобы не видеть жуткого зрелища.
Он поцеловал ее пальцы один за другим, затем ладонь снаружи и внутри. Она медленно повернула голову и открыла глаза.
— Я хочу, чтобы все во мне тебя радовало, — сказала она. — А эти руки… — Она замолчала, не в силах говорить от душевной боли, затем подняла руки вверх.
— Я люблю тебя такой, какая ты есть, милая, — улыбнулся он и ласково погладил ее по волосам. — Я люблю твои волосы. — Он коснулся указательным пальцем ее носа. — Люблю твой нос. — Заккес наклонился и поцеловал ее руки. — Люблю твои руки, они твои, поэтому я их люблю, понимаешь?
Она нерешительно кивнула.
— Но я не могу… не могу их никому показывать, — горячо зашептала она.
— Но почему?
— Потому… потому что они такие уродливые. Они так обезображены.
— О чем ты? — удивился он. — О чем ты, черт возьми, говоришь?
Она нахмурилась и через силу подняла руку к глазам и внимательно осмотрела. Она была поражена.
— Боже… да ведь все прошло, они нормальные, — выдохнула она. — Заккес, с руками все нормально.
— Я тоже так считаю.
— Но когда же они стали такими?
— А когда ты последний раз на них смотрела?
Неожиданно из ее глаз градом покатились слезы.
— Это было очень давно, несколько лет назад. Ох, Господи, если бы я только знала…
— Но ты теперь об этом знаешь. И это самое главное.
— Все эти долгие мучительные годы я прятала руки. — Она с отчаянием покачала головой. — Если бы я только знала. — Тело ее сотрясали рыдания.
— Ну, что ты, — ласково сказал Заккес, — разве ты не рада, что с руками все в порядке?
Она кивнула и всхлипнула.
— Тогда почему же ты плачешь?
— А потому, дорогой мой, что я тебя сильно люблю. И в первый раз в жизни я так ужасно, невероятно счастлива.
А про себя подумала: «Никогда больше не стану носить перчатки, даже если будет очень холодно». И от этой мысли она снова заплакала. Слезы переполнили глаза и ручьями стекали по щекам.
Он снова склонился к ней и нежно, по одной, слизнул слезинки с ее щек. Затем его губы легонько прошлись по нежному пушку ее щек, отчего она ощутила во всем теле легкую дрожь, словно его губы, коснувшись нервных окончаний, передали им волнение, плавно прокатившееся по всему телу, — точно невидимые пальцы нежно трогали струны арфы. Рот ее полуоткрылся, и она тихонько чувственно застонала. В ней пробуждалась страсть.
Он положил ей руки на плечи и, наклонившись, вдохнул нежные запахи ее тела. Она закрыла глаза и крепко прижалась к нему. Его руки плавно скользнули по ее плечам, рукам, пальцы нежно ласкали кожу, и она ощущала, как ее охватывает волнение; оно тоже шло волнами, но более мощными и частыми, это уже не были легкие трепещущие звуки арфы, но могучие аккорды рояля.
«Это невероятно, — думала она, — я в его руках, словно необычный музыкальный инструмент, на котором он играет нежную мелодию».
Его губы ласкали ее шею, а пальцы коснулись пуговиц на платье. Она стояла, выгибая спину в такт его прикосновениям. Он опустился на одно колено, зарывшись лицом в ее одежду. Затем взял платье за подол и, медленно встав, осторожно поднял его и снял.
Он помог ей освободиться от белья. Она тряхнула волосами. Теперь Элизабет-Энн стояла перед ним обнаженная. Заккес отступил на шаг и взглянул на нее. Горло у него перехватило от волнения. Она неловко прижала руки к телу и словно застыла, сомневаясь, достаточно ли она хороша. Глаза ее сверкали, будто драгоценные камни. Он подумал, что видит перед собой самую желанную женщину в мире. Ее золотистые волосы, освобожденные от шпилек, рассыпались по плечам, густые и блестящие. При свете единственной свечи, горевшей на столе, гладкая матово-белая кожа напоминала ему фарфор. Ее тело было упругим, кожа лишена изъянов, живот подтянут. Бедра плавно круглились, высоко вздымалась совершенной формы грудь с выпуклыми темными сосками, нежные светлые волосы покрывали лобок.
Он наконец отвел от нее взгляд и освободился от одежды. Она молча наблюдала за ним. Раздевшись, он направился к тумбочке и выдвинул ящик. Ее это немного удивило и вызвало легкое раздражение, оттого что он не подошел к ней сразу, не прижался к ней атласной кожей своего мускулистого тела. Но вот он обернулся к ней, в руке его сверкнула серебряная нить, в центре которой в стеклянном футляре, вставленном в серебряную оправу тонкой работы, находилась нежная анютина глазка.
Элизабет-Энн шагнула навстречу Заккесу и, словно угадав его желание, повернулась к нему спиной. Она подняла подбородок и ощутила на шее нежное прикосновение его пальцев. Цепочка и медальон холодили кожу. Она снова обернулась к нему. Заккес посмотрел на нее долгим взглядом и улыбнулся. В первый раз этот медальон, символ его любви, принадлежал достойному человеку. Медальон смотрелся замечательно. Заккес удовлетворенно кивнул, когда она коснулась пальцами стеклянного корпуса. Для нее это было совсем новое ощущение, ведь на руках у нее уже не было перчаток.
— Спасибо, — прошептала она.
— Это я должен тебя благодарить, — ответил он. Его сильные руки крепко обняли ее, и губы требовательно прижались к ее губам. Ласковые прикосновения его пальцев, нежное покусывание возбуждали ее, и ее руки отвечали тем же. Желание все больше охватывало все ее существо, неожиданно для себя она почувствовала странную влагу на ногах, это подсказало ему, что приближался решающий момент. Он нежно взял ее за руку и повел к постели.
— Мне будет больно? — спросила она дрожащим голосом. — Я никогда раньше…