Рожденные в СССР. Откат
Шрифт:
— Мы там не торговлей занимаемся, помогаем принимать стандарты будущего. Даже не представляешь, до чего тут люди дремучи. Элементарного не знают. Сначала вот за колхозные рынки взялись, сейчас кооператорам помогаем.
— На хозрасчете? — понимающе кивнул Геолог.
— Нет, ставка у нас, — Руслан не выдержал ехидных взглядов остальных мужчин и пояснил, — ну, люди бывают благодарными.
— Ничего в России не меняется! — нарочито безрадостно вздохнул Игорь.
После сытного обеда расселись в гостиной на диванах и креслах. Редкое в Питере солнце по причине ворвавшегося
— Чего там у тебя случилось, Колян. Колись!
— Да ожидаемо. На коммунаров наехали сверху. Анонимка к ним пришла. Больно мол необычно и по-антисоветски.
Геолог хмыкнул:
— Серьезно? Они там совсем офонарели? Было же коммунарское движение в семидесятые!
— Так, то под комсомольцами! И в рамках допустимого, да и ерунда в целом самодеятельная. Влияния на общество никакого.
— Как будто твое повлияет?
— Паша, понимаю твой скепсис, но просто так сидеть на месте не могу. Времени же у меня хватает. Буду по паре своих книг в год издавать, с голода не помру.
— Еще бы! — Дивов усмехнулся. — Ты по гонорарам меня раз в десять обогнал!
— Поэтому и сидим здесь, а не в кабаке! Я почти все деньги тетке на кооперативную квартиру отдал.
— Понятно. Поэтому дед свое мнение о тебе поменял?
— Ну и потому тоже. Он привык людей по их делам проверять. Словесами-то все горазды.
— В нашу, парни, сторону камень!
— Снайпер, мы все, что могли этим балбесам на блюдечке выложили. Вспомни, как спорили летом, какие трактаты написали. Если эти бестолочи и после такого подгона страну не спасут, то на кой тогда она и нужна?
— Руслан, дело не только в этом, — Истомин встал и подошел к окну. На его открытое лицо тут же легли желтоватые лучи неяркого северного солнца. — Мы же нашли решение, только вот никто за нас его не исполнит.
— Во как тебя задело!
— Да, представляешь, задело! Наливай!
— И что теперь?
— Отбиваться будем. Вчера к куратору на Лиговский вызывали. Новый, упертый дуб.
— Старый куда делся?
— Повышение получил. У них там тоже с кадрами не очень. Эти же за столько лет привыкли со всякой швалью возиться. Борзый, короче, дядечка.
— Ну и ты его типа на место поставил? — насмешливо глянул на друга Павел.
Николай вздохнул, сделал глоток и припечатал рукой по подлокотнику старого кресла
— Ну типа этого. Разговор вышел горячим. По глазам было видно, что куратор предельно желает меня «закрыть» суток так на пятнадцать!
— И чего не закрыл? — с интересом уставился на питерского товарища Дивов. Он всегда уважал Снайпера за прямоту и бесстрашие. Страх тот на войне оставил.
— Распоряжения нету! Они же все по инструкции, низшее звено. Была установка — провести собеседование, поставить на место, шобы помнил свой шесток. Ну а в итоге товарищ чекист был открыто послан на хуй, далеко и конкретно.
Сметанин не выдержал и рассмеялся, Аликбетов же, наоборот, насупился.
— Коля, эта тварь тебе же не простит. Повяжут на валюте или чем-нибудь другом. Они в первую очередь о своих креслах думают, а уж потом о Родине.
— Руки
— Думаешь, рабочий класс тебя прикроет? Это дело «Солидарностью» попахивает. Комитетчики тебе не простят.
— Да и хуй с ними!
Истомин в волнении заходил по комнате.
— Сколько можно бояться и оглядываться? Они сами сейчас всего опасаются. Как Андропова с его сворой на Лубянке грохнули. Установка ведь была — живыми не брать! Не задумывались почему?
— Грызня на Олимпе обычное дело.
— Ну вот пока они там друг с другом разбираются за собственное светлое будущее, на земле надо семена сеять.
— Взойдут?
— Что-то обязательно. Дети — это пластилин, ну а если туда вдобавок стальной стержень выковать, то хрен потом с пути свернешь.
— Много их нужно, чтобы такую махину повернуть.
— Ты же читал проект матричной системы. Там много и не надо. Это как скрытое фотоизображение. В эмульсионный слой при его изготовлении всегда закладываются центры, на которых потом сильнее идет проявка засвеченной пленки. Вспышка света и вокруг темной маленькой точки образуется целая матрица, которая при дальнейшей химической реакции становится на порядок больше. Так появляется четкое изображение. Вы же это со мной тогда под Москвой обсуждали!
— Практики нам не хватает, Николай. Но, вообще, ты молодцом! Вопрос в том — закроют ли тебя сейчас? Установки установками, но человеческий фактор никто еще не отменял. В Озэпе разные, знаешь, слухи про наших ходят. Уже несколько дел на педрил возбудили, да и диссиду давят. Хотя был уговор зазря их не трогать.
— Заебутся. Хрен им в корень!
— Вот это, но нашему! — вскрикнул Павел и протянул свободный бокал.
— Ну тогда еще вздрогнем! Парни, счас колбаски подрежу. С оказией из Прибалтики привезли. Умеют, сучары делать. Ну а какие у них шпроты…
— В Зеленограде и самой столице у некоторых ребят также начались проблемы. Повылезало всякой старой шушеры из нор. И ведь везде анонимки.
— Что власти?
— Отморозились, как всегда. Кто позволил, какие идеологические установки, почему без куратора из комсомола.
— Трясут?
— Только начинают.
— В Новосибирске центр под академиками, им проще. Они там больше на технику налегают. Отбились пока.
— Думаешь, стоит это дело под комсу положить?
— Не вариант. Там идиоты похлеще этих. Моментом все выхолостят, а себе медалек на грудь навесят. Не было еще ни одного дела, что комсомольцы загубить не смогли. Комсомол еще на первичках хоть как-то существует, на больших предприятиях или в институтах. Что выше — уже полная задница.