Рожденные в СССР. Откат

Коруд Ал

— Так, а где у нас девочки?

— В комнате, — кивнул в сторону гостиной Степан. — Им с Надей наверняка есть чем заняться.

— О да! — кивнул Высоцкий. — Я о Надином доме моды все чаще слышу.

— Маркетинг, — пожал плечами Степан. — Скоро о нем весь мир узнает. Вы даже не представляете сколько в будущем уловок придумали, чтобы заявить о себе. Использовали вовсю старую поговорку «По одёжке встречают». Красивая одежда будет востребована всегда и при любом строе.

— Вот как? Хотя знаешь, я вот много по стране езжу. Женщины у нас удивительные, в любом месте

найдут как себя подать и украсить. Сошьют, перелицуют и такие красавицы!

— Согласен, — Шукшин лукаво блеснул глазами, — но добавил бы от себя, что вдобавок ко всему есть у наших русских женок такое качество, как красота внутренняя. Вот ты поставь её на подиум, да дай проявить душу и не будет краше никого на свете.

— Как сказал! — восхищенно развел руками Владимир. — Так может это тебе надо стихи писать?

— Я это Володя в будущем фильме выскажу и не раз.

— Значит, договорились?

Василий бросил ехидный взгляд на Владимира и снова постучал пальцем по столу.

— На роль злодея пойдешь? Такого характерного, чтобы тебя честно ненавидеть стали?

— Эк ты! — Высоцкий искренне удивился, его глаза расширились, а лоб прорезали несколько морщин. Не ожидал он подобного подвоха.

— Отвечай сразу!

— Была не была! Где подписаться кровью?

Дверь распахнулась и в кухню вышли женщины. Мужчины вскинули глаза и застыли в восхищении. На тех уже были другие наряды, в русском стиле, легкие и воздушные, как подарок будущего лета. Марина кокетливо повела бровью, затем оглядела всех и вздохнула.

— Опять ругаетесь! — она повернула голову к Надежде. — Представляешь, тогда с полночи угомониться никак не могли. Чуть друг на друга с кулаками не кидались. Хорошо Сева пришел, разнял спорщиков.

— Да мы это, Мариночка, — Высоцкий засмущался, — о глубинном спорили.

— И что, — заинтересованно посмотрел на них Степан, — к какому-то знаменателю пришли?

— Нет, Степа, не пришли. Семеныч человек сложный, слишком разноплановый, меняться не хочется.

— Ага, как будто ты сам хоть чуть-чуть подвинулся? — набычился в ответ Владимир. Было видно, что тот спор не прошел для него даром и здорово задел некоторые струны души.

— Оба хороши! — засмеялась Влади. — Наденька, давай чай подавать. Мужики меж собой разберутся.

— Уже разобрались. На самом деле я много после нашего спора с Василием думал и увидел себя несколько с другой стороны. Вот тот новый цикл песен как раз после этой встречи написал.

— Это когда два дня из дома не выходил? Мне, представляешь, в Париж звонят — Вовка твой с ума сошел, черный весь иссох. На звонки не отвечает, никого в дом не пускает! — повернулась Влади к Ягужинской. — Хорошо догадалась сама первой ему позвонить, думала уж лететь, спасать моего героя. Ничего, голос бодрый, прямо в телефонную трубку свежую песню пропел.

— И как?

— Думаю, что это лучшее, что он за жизнь написал.

Степан бросил любопытный взгляд на поэта. Тот неожиданно засмущался, а ведь Высоцкий себе цену знал. Чтобы скрыть это состояние, он начал излишне эмоционально выговаривать.

— Да ладно тебе

тоже! Мариночка, меня же Вася к себе в новый проект пригласил.

— Вот как? — только сейчас Холмогорцев заметил какие красивые и живые глаза у знаменитой французской актрисы. Такими точно можно очаровать кого угодно! — Василий, о чем будет твой фильм?

— Если коротко — Откуда мы такие взялись.

— Мы это….

— Русь, русская цивилизация, русская душа. Я ведь не только со Степаном общался, но и с другими людьми из будущего. Мы, ребята, на самом деле на фих в мире никому не сдались. Когда лапки к верху подняли перед ворогами, мол отказываемся от своей социальной идеи. Люди друг другу уже не братья, а конкуренты. Берите нас к себе. В итоге же нас ни в клуб элиты не приняли, ни уважения к самим себе не появилось. Болтались, извини, как говно в проруби. А себя надо любить, ценить. Так что к черту все эти разговоры об избранной Европе и общих ценностях. Эта самая Европа сама к нам то и дело норовит в гости зайти, только намерения у нее обычно недобрые. В последний раз двадцать миллионов людей не досчитались. Ну а мы все равно на нее равняемся. Зачем? Давайте уж строить свое!

— Там не все так плохо, Василий. Есть чему и нам поучиться.

— Понимаю, Володь, учиться полезно. Но зачем душу свою наизнанку выворачивать? Это же не исподнее. Да и было бы перед кем — там же нехристи, душу дьяволу за злато продали!

Оба не самых простых человека по жизни задумались. Каждый о своем. Женщины занялись столом, расставляя чашки и нарезая торт на куски. Степан встал у окна, наблюдая за уходящим солнцем. Его уже было заметно больше, начиналась весна. Новая жизнь, приблизившееся вплотную будущее.

Он обернулся и спросил:

— Я думал, что фильм про историю.

Шукшин поднял свои глаза, сейчас они налились потусторонней синевой. Видимо, и душой он был уже где-то там, далеко за облаками, в той сини, что наливается в яркую солнечную погоду высоко в горах.

— История лишь повод для разговора, это фон, на котором проходит именно наша жизнь. Поэтому его нужно выбирать требовательно, тщательно. И спасибо тебе, Степа, за идею. Я столько всего думал-передумал в последнее время, столько разного в душу запало. Почему мы так мало оглядываемся назад? Предки наши ведь не дураки были, на многие насущные вопросы ответили полновесно. Мы же все мним себя умнее и раз за разом ошибаемся.

— Я очень захотела сняться у тебя в фильме, — Влади зачарованно уставилась на Шукшина. Тот только покачал головой.

— Ты девка красивая, но не наша.

— Это почему это? — в глазах Марины застыла обида, а Владимир невольно дернулся. Но тут вмешалась Надежда, мягко выговаривая обоим.

— Вася прав. Мариночка, ты очень похожа на нас, но все равно в тебе чувствуется чужой дух. Помолчи, пожалуйста, дай договорю. Я же в той жизни много где побывала, и в вашем Париже месяцами жила, видела много иностранцев, да и наших, кто давно там жил. Разница есть, её не сразу можно ощутить, но эти мелкие детали, они же сразу станут выпуклыми, когда Василий наведет на тебя камеру.