Рожденные в СССР. Откат

Коруд Ал

— Лучше и не скажешь, — Василий улыбнулся и предостерегающе поднял руку в ответ на немой вопрос пары. — Найду я тебе роль. Самому, знаешь, любопытно стало. Есть у меня там линия с чужаками северянами, что давно на Руси живет, но до конца своими не стал. Только вам там в разных сериях играть придется и не пересекаться в сюжете.

— Ничего, мы привыкшие, — Марина встала за спиной Владимира и мягко положила на его плечи руки, затем они сплелись на его груди. Их взаимная симпатия была природной и оттого искренней. — Милый, мы сегодня будем слушать твои новые

песни? У Нади есть великолепная гитара.

Ягужинская вспыхнула.

— Скажешь тоже. Просто пытаюсь исполнить старое желание. В той жизни меня в детстве научили играть на фортепьяно, а на гитаре так и не удалось.

— Много говоришь, дорогая хозяюшка, тащи инструмент! У меня сегодня душа поет!

Еще долго в глазах Холмогорцева стояла эта мартовская картинка. Надежда у окна, задумчиво смотрящая на него; Марина, с обожанием любующаяся своим знаменитым мужчиной; Василий, как-то отрешенно воспринимающий надрывный рык парящего над собой барда; Владимир, полностью ушедший в творческую нирвану. И все это под аккомпанемент рвущихся со струн тугих звуков.

В реальности песни Высоцкого попросту оглушали, валили наповал. Только сейчас Холмогорцев осознал, каким образом этот невысокий и не самый выразительный человек мог держать в полнейшем напряжении огромные залы. Он умел и мог то, на что не осмеливались пойти другие. В России мало быть поэтом, им надо жить каждую секунду бытия. Разве такое можно выдержать долго?

«Поэты ходят по лезвию ножа, раня в кровь свои босые души!»

— Иногда я думаю, что это все происходит не с нами.

— Слишком много впечатлений? Ну ты сама говорила, что хочешь большего. Вот и наслаждайся!

— Но так сразу и так много. Временами мне становится страшно. Не унесет ли меня этот ветер перемен слишком далеко.

— Ты все еще чего-то боишься, глупышка?

— Глупышка? — Надежда в возмущении привстала с постели, но крепкие руки Степана снова прижали ее к себе. После акта любви им нравилось вот так лежать друг на друге, ощущая неимоверную близость. — Никто и никогда не называл меня глупышкой.

— Слабаки! — засмеялся Степан.

— Ты чего был таким задумчивым? Обычно вы с Васей много говорите.

— Да вот внезапно пришла в голову одна потрясная идея.

— Я вся во внимании, — глаза женщины лукаво блеснули, и она все-таки поднялась, явив взору великолепное тело, полностью открытое по пояс.

— Я вдруг понял, что меня эти месяцы подспудно мучило. Мне мало просто увлечением истории. Ну стану я археологом, даже великим и что дальше? Люди же в большинстве своем о ней мало что будут знать. Нашу науку надо популяризовать. Рассказать о прошлом так, как будто оно еще живое, стоит перед нашими глазами.

— Интересно, — Надежда нагнулась и её розовые чуть набухшие соски оказались на уровне глаз Степана. Тот, не мешкая, положил на них пальцы, девушка явно завелась и тихонько застонала.

— Я когда-то пробовал писать, вот и хочу вспомнить, попробовать заново эпистолярный жанр. Чувствую, что это будет мне интересно.

— Молодец.

— Надя, так не

честно! Зачем ты села на меня?

— Молчи и наслаждайся, мой великий писатель, — лукаво объявила женщина.

Глава 23. 23 марта. Ленинград. Васильевский остров. Дворец культуры имени С. М. Кирова

Ночь прошла, будто прошла боль,

Спит земля, пусть отдохнет, пусть.

У Земли, как и у нас с тобой

Там, впереди, долгий, как жизнь, путь.

Я возьму этот большой мир,

Каждый день, каждый его час,

Если что-то я забуду,

Вряд ли звезды примут нас.

Если что-то я забуду,

Вряд ли звезды примут нас

Слова песни завораживали и настраивали на минорный ряд, всколыхнув в душе нечто забытое, подернутое пеленой времени.

«Божечки ж ты мой, как давно это было!»

Игорь Дивов уже столько раз видел этот детский фантастический фильм, что мог подпеть без запинки. Пошли последние титры первой части дилогии «Москва-Кассиопеи» и шумная детвора уже спешила к дверям, живо обмениваясь впечатлениям. Для них это была фантастика, родная и не такая уж далекая. Казалось, что во взрослом возрасте они смогут летать на Луну, как сейчас в Крым. Дети же в кино рванули к Кассиопее! Каждый год советские космонавты устанавливают тот или иной рекорд. Будущее за нами!

Игорю с позывным для своих «Редактор» стало очень грустно. Это же сколько лет прошло, но легкая печаль от того, что космические приключения происходят не с ним, так и осталась в его душе. Странно, надо было вернуться в это время и другое тело, чтобы осознать воспоминания собственного детства. Дивов бросил взгляд на товарища и сердце защемило еще больше. Снайпер, железный Колька, неистовый глашатай их научной революции блестел в сумраке зала глазами. Вот ведь черт! Стало неудобно, как будто залез грязными ногами на чужую чистую постель. Игорь сосредоточенно отвернулся, разглядывая неброский зал Дворца культуры. Для этого времени тут очень неплохо все сделано.

— Да ничего, Игорь, извини. Сам не думал, что так развезет. Любимый фильм детства. Он вышел здесь совсем недавно, еще безумно популярен, еле копию для показа ребятне нашел. Хорошо, сверху помогли. Наши коммунары как раз курс лекций по астрономии прослушали для общего развития. Лучшим обещают поездку в Звездный городок и встречу с настоящими космонавтами.

Истомин встал и шел к выходу, как будто стараясь досужей болтовней загладить произошедшую с ним неловкость. Они вышли в светлый коридор, на улице еще светило вечернее солнце, создавая причудливый рисунок светотени на стенах. Дивов шел рядом с товарищем. Ему отчего-то было тепло от такого простого человеческого чувства, испытанного только что этим странным человеком. А ведь он, пожалуй, был лучше всех их, маленькой группы передовых мыслителей десятилетия. Чище сердцем, душой, пусть и прятал все это за откровенным цинизмом. Истомин как будто почувствовал, что московский гость его отлично понимает, поэтому остановился на повороте.