Рожденный в СССР. Дилогия
Шрифт:
Школа находилась в подчинении Центра переподготовки ГРУ и к середине августа начала заполняться новым набором курсантов. Наше подразделение называлось команда 21 и у нее уже был руководитель учебного процесса.Лично майор Саврасов, начальник Школы. И по прибытию его в расположение части, нас вызвали на представление командиру. Вернее представлялся я:
– Товарищ майор, выпускник Факультета военного обучения Московского государственного университета, рядовой Новиков. Представляюсь по случаю назначения в Ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.
– Рядовой, необученный у нас в Школе... что твориться в Армии. Да, старшина, за вами весь Центр следит и недоумевает. Скажи, что думаешь,
– Соответствует.
– И это все, что ты скажешь своему командиру?
– Вполне соответствует.
– Вот это другое дело. Развернул тему и вглубь, и вширь. Спиноза. А вы, рядовой, что скажете?
– Не положено, товарищ майор.
– Яснее докладывайте, рядовой.
– Нецензурно докладывать не положено , товарищ майор,- сочувственно сказал я, преданно глядя поверх головы начальника Школы.
– Мне, вашему командиру, интересно кто из вас Рыжий, а кто Белый. Клоун. Ну это мы увидим на поверочных испытаниях личного состава команды 21. Теперь вашей команды. И поверьте, я сделаю все, чтобы обстановка в вашем подразделении соответствовала его названию.
До общежития мы шли молча, так же без слов разошлись переодеться для стрельбища. Когда бежали на полигон, я спросил старшину:
– Чего он, как танк наехал. Не в духе с утра?
– Это он еще ласково, я за три года, от него слова доброго не слышал. Он говорит: "Если снайпер жив, то хвалить его излишне. Все ясно и так. А добрые слова - это перед трехкратным салютом".
– А как, вообще, поставлен учебный процесс в Школе?
– Год учеба в Центре, с перерывом на зимнюю двухмесячную стажировку. Полгода стажировка в войсках, опять учеба в Центре, три месяца. Опять стажировка, уже в спецподразделениях. Потом экзамены и аттестация.
– Так ты в Школе не учился?
– Нет, я инструктор Школы.
– Похоже ты зачислен в команду 21. В задницу, образно говоря, - заржал я.
Но смеялся я в одиночку, старшина был, как всегда серьезен и невозмутим. Снайпер.
Перед началом поверочных испытаний, а проще говоря приемных экзаменов, я поймал мандраж. И все же решил поставить точки над... в конце предложения:
– Иван, ты с самого начала знал, что мы можем попасть в команду только вместе? У тебя, что, не было выбора?
– Он всегда есть, я мог отказаться и получить нормальное назначение в часть. А мог попытаться. Тем более, что генерал еще никогда не ошибался.
– Он тебе приказал?
– Нет, попросил, а это похуже приказа.
И это была правда, поэтому на огневом рубеже я был спокоен и сосредоточен. Я не мог подвести Ивана. Поэтому пульс шестьдесят пять и точка.
Из 43 человек в Школу были зачислены 18, в том числе и я с Семеновым. На общем построении команды 21, был оглашен приказ о зачислении и присвоении очередных званий личному составу. Мне было присвоено первое офицерское звание - лейтенант, а старшине Семенову - младший лейтенант. В команде были только офицеры и военнослужащие сверхсрочной службы. На испытаниях присутствовал и генерал-майор Дроздов. Тот самый, которому меня представлял наш аксакал-полковник, руководитель Центра переподготовки ГРУ.
Всем курсантам команды предоставили пятисуточный отпуск по старому месту службы, не считая дороги. Для решения личных вопросов. Все-таки я везучий сукин сын, как оказалось. Вот только, во второй жизни.
Глава 9
Леонид Ильич Брежнев, встретил Михаила Андреевича Суслова, выйдя из-за своего монументального стола и они присели у бокового столика для гостей. Это символизировало уважение первого лица государства к соратнику по партии. Одному из многих, как могло бы показаться человеку далекому от постоянной борьбы за место у подножия кресла Первого секретаря ЦК КПСС. У Михаила Андреевича место там было забронировано, несмотря на то, что он никогда не скрывал от Первого неприятных вестей и тенденций. Частенько нарушая душевный покой Леонида Ильича, большого любителя жизненных удовольствий и дамского угодника, что было бы чревато многим другим рядом стоящим. Однако Суслов никогда не изменял себе, но старался преподносить неприятные новости, Первому, наедине. В личной беседе и тот это ценил, так как в этом случае ему не нужно было натягивать на себя монументальную маску непоколебимого и всезнающего Учителя масс, а быть самим собой. Хитроумным и незамысловатым, осторожным и решительным, открытым и недоступным. Таким каким он и был - разным.
После обязательного ритуала, состоящего из привычных фраз о здоровье, семье, погоде... Леонид Ильич приступил к ожидаемому разговору:
– Так, что ты можешь рассказать об этом Фонде. Первое впечатление о нем уже составил?
– Да, я встречался с членами наблюдательного Совета в полном составе и с большинством из них персонально. И знаешь Леонид Ильич, мне все больше кажется, что это та общественная организация, которую мы можем противопоставить нарождающемуся у нас, в стране, рупору "Голоса Америки" и "Свободной Европы" - движению диссидентов. Конечно это далеко не панацея, но в ряде случаев, деятельность Фонда и его активистов будет весомо помогать в нашем идеологическом противостоянии с Западом. Люди там наши.
– А как же, методика Семичастного и компании, хватать и не пущать. Сажать, лечить, заваливать повестками, выселять, увольнять, изгонять из Москвы, предавать анафеме на собраниях трудящихся... И таким образом, своими руками создавать героические личности из прикормышей наших идейных врагов. Это ведь не лечение болезни терапией, это залечивание внешних симптомов, а болезнь проникает внутрь и овладевает массами. Не сразу, конечно, а в течении десятка другого лет. А вот лечить радикально социальные болезни, как Сталин, мы не можем. Другие времена и люди другие. Вот скажи, почему многие из нашей высшей партийной среды не понимают, что это если нас лишить работы, то это трагедия, крах жизни. И материальный и моральный. А борцам за свободу личности на это на...гадить. Ведь эти хилые интеллигенты - разрушители и мы им сами гарантировали, своими законами, что они не помрут с голода. Работа для них всегда найдется, жилье государство дало или даст и на скамейке в Гайд-парке ночевать не будут. Одним словом не пропадут, а будут заниматься любимым делом. Протестовать на радость врагам своей страны. Пусть и в холодной войне, но врагам. Эти добрые общечеловеки и борцы за права сдают страну... призывают, если не предать, то сдаться. Все-таки, Сталина на них нет. Извини, Михаил, за сумбур.
– Вот именно, Леонид, сумбур. Это и есть причина. Нет у нас эффективного комплекса методов противодействия западной пропаганде, пригодной для всех слоев общества. Наш социум перестал быть монолитным, что-то мы неправильно делаем. Вот послушай, что говорит бывший беспризорник о нашей молодой смене. ВЛКСМ.
– С нескрываемой горечью сказал Суслов и включил магнитофон со слов: "... какое место вы отводите главной молодежной организации страны в деятельности Фонда?
Прежде всего, Михаил Андреевич, хочу предупредить, что я выскажу свою личную позицию, неужели мы что-то отнимаем у комсомола? Это комсомол предложил создать Фонд и отдал ему деньги за нобелевку? Может он разработал структуру Фонда и определил сферу деятельности, а сейчас пытается разработать тактику и стратегию и заручиться помощью партии. А с вами сейчас разговаривают секретари ЦК ВЛКСМ?