Рубедо
Шрифт:
Темно. Пусто. В углах клубилась паутина. Стена казалась холодной на ощупь и неприятно влажной. Марго отдернула ладонь и наспех вытерла ее о пеньюар. Она перепачкается как поросенок, если останется здесь дольше, чем на три минуты.
Марго отступила в кабинет.
«Свинка, — хрюкнул барон. — Трусливая свинка».
— Хрен тебе! — по-славийски сказала Марго. Разворошила лежащие на столе бумаги, схватила искомое — медную пластину с гравировкой, — и вернулась в нишу. Вспомнись слова, услышанные не то во сне, не то в хмельном бреду — что-то про тайник и ключ. И, преодолевая отвращение, продолжила ощупывать стену, здраво рассудив, что, хотя
«Подумай о потайной двери за моим портретом, куда ты прячешь своих блудливых клиенток… О пустотах в стенах этого дома… и ищи!»
Не было ни рычагов, ни выступов.
Марго осмотрела каждый угол, ругаясь всякий раз, когда задевала макушкой деревянную балку. Зимний свет, просачивающийся из кабинета, окрашивал стены в мертвенно серый цвет, от этого казалось, что Марго заперта в склепе, и так же, как в склепе, было душно и тесно — не развернуться.
«Не развернуться, — подтвердил барон. — Если хоть одна искра попадет на подол, ты вспыхнешь, как головешка! Никто не поможет тебе спастись!»
Держащая лампу рука дрогнула, горчичная желтизна расплескалась о старые доски и вычернила выемку — округлую и неглубокую, медная пластина в нее не входила, зато легко вошел указательный палец. Послышался трескучий щелчок. Марго поспешно отдернула руку, но старый особняк загудел, заворчал, доски с протяжным скрипом сложились гармошкой и открыли уходящие вниз ступени.
«Нашла», — удовлетворенно прогудел барон и заурчал, как сытый кот. А может, это кровь прилила к ушам.
Марго оглянулась назад: в открытой щели виднелся кусочек кабинета — письменный стол с наваленными на него бумагами и неубранная бутылка коньяка. Подумалось, что надо бы отругать Фриду за безалаберность, а после захотелось вернуться и убрать ее самой — в знакомую комнату, в тепло и свет, подальше от распахнутого зева подземелья. Дрожащими пальцами Марго стянула у горла завязки пеньюара и почувствовала, как под ладонью колотится сердце.
«Хочешь вернуться? — насмешливо спросил фон Штейгер. — Зачем же ты задавала вопросы, если не готова получить ответ?»
— Я готова, — вслух сказала Марго, и собственный голос провалился в тишину, как в яму.
Осторожно, нащупывая ступеньки, она начала спуск.
Отблеск масляной лампы прокладывал под ногами дорожку, и Марго старалась не смотреть по сторонам, где двигались живые тени, где тьма дышала холодом и гнилью. Раза два или три из-под ее туфель прыснули крысы — их веревочные хвосты с шуршанием проволоклись по камням, — но Марго даже не вскрикнула. И ни разу не оглянулась, чтобы не видеть, как тает за спиной узкий прямоугольник света.
Начав путь — нет смысла думать о возвращении, пока не пройдешь его до конца.
Марго принялась считать ступени. Каменная кишка тоннеля терялась в глубине, быть может, она вела к катакомбам Штубенфиртеля — сердцу Авьена. И баронесса даже удивилась, когда, не насчитав и сорока ступеней, уперлась в обитую железом дверь.
— Однако! — тихо произнесла она. — Неглубоко же вырыли яму, господин крот.
Казалось, она еще слышит шум предрождественского Авьена, слышала, как гремит кухонной утварью Фрида и громко распевает фривольные песенки — знай она, что госпожа подслушивает, зарделась бы по самые уши.
Марго
Подсвечивая лампой, Марго тщательно осмотрела дверь. Барон говорил что-то про ключ, но не было ни замочной скважины, ни засова. Некогда изящный цветочный узор теперь едва угадывался под слоем ржавчины и пыли, оттого побеги казались Марго сплетениями змеиных тел, а соцветия нарциссов — распахнутыми треугольными пастями. От одной мысли, что фон Штейгер сначала приходил сюда, в подземный мрак, открывал и закрывал мерзкую дверь, а после поднимался в супружескую спальню и этими же самыми руками трогал Марго, ее замутило.
Одна из разинутых цветочных пастей оказалась обращена к Марго, и была отчего-то не выпуклой, как прочие, а вдавленной в железо. Из глубины соцветия смотрел человеческий глаз.
Марго едва не выронила лампу.
Успокаивая понесшееся в галоп сердце, прижала ладонь к груди и только теперь вспомнила, что держит в руках бронзовый треугольник — острый край царапнул голую шею. Отняв руку, уставилась на гравировку — глаз в окружении лучей. Точно такой, как на двери. Да и сама пластина, похоже, вполне укладывалась в размер соцветия-пасти — будто выпавший фрагмент из мозаики.
Повинуясь смутной догадке, Марго приложила пластину к двери.
Раздался короткий щелчок, и бронзовый треугольник аккуратно встал в невидимые пазы, лязгнули и повернулись скрытые механизмы, щелкнул замок, и дверь приоткрылась на ладонь.
Оттуда Марго окатило затхлостью, пылью и почему-то медикаментами. Не удержавшись, она громко чихнула, и замерла, прислушиваясь. Но наверху не прекратила свои песни Фрида, а, значит, звуки в подземелье проникали только извне, но не наоборот: барон фон Штейгер предпочитал знать обо всем, но не посвящать посторонних в собственные тайны.
Свет лампы сочился на порог, и Марго медлила. Уловив минутную заминку, в голове мерзко захихикал старик.
«Не пересиливай себя, — скрипуче сказал он. — Порой неведение блаженно. Сними со счетов последние деньги, купи билет до Петерсбурга и беги на родину. Вступи в права наследования земельным участком, обзаведись семьей, и Авьен забудется, как дурной сон…»
— Так однажды и поступил отец, — вслух проговорила Марго. — И чем в итоге закончилось?
И сама ответила себе: огнем и смертью.
Отблески света отражались и множились десятками стеклянных граней, будто некое чудовище — огромное, черное, присыпанное золой и пылью, — пробудилось от дремы и теперь недобро щурилось на гостью пустыми хрусталиками глаз. Марго вошла, держа перед собою лампу, точно щит. Во тьме ждала неизвестность, а в неизвестности рождался страх.
Под ногами похрустывало битое стекло. Стеклянно поблескивала и темнота: поводя лампой то влево, то вправо, Марго выхватывала поставленные на длинные треноги сосуды, подвешенные пузатые резервуары, сплетения трубок, похожих на прозрачные полые вены, нагромождения колб и перегонных кубов разнообразных размеров и форм, коими оказались заставлены стеллажи. За дверцами шкафов темнели книжные корешки. В дальнем углу беззубо зевала печь. Марго неосознанно двинулась к ней, и тотчас из темноты метнулась крысиная тушка и, юркнув между ног баронессы, потрусила к выходу.