Рубеж. Пентакль
Шрифт:
Жениться он в ближайшее время не планировал.
– Понятно, – повторил журналист с умеренно траурной миной. – Пора забить на нее, Игорешка. С глаз долой – из сердца вон!
– Не в том дело. – Бледный приятель по имени Игорешка прикончил очередную салфетку. – Думаешь, у меня гордости нет? Забил на нее… сразу же.
В этот момент Игорю Машкину, технику жилищно-эксплуатационной конторы номер двести девять по улице Совхозной, пришлось соврать. Вранье как таковое не было для него большим испытанием – в повседневной жизни периодически случалось и втирать очки, и вешать лапшу на уши. Но Светка, проклятая предательница Светка стоила десяти лет жизни – во всяком случае, сам он так считал. Почему она его бросила? Почему так неожиданно?
Признаваться Косте в том, как на другую ночь после Светкиного демарша он чуть было не сиганул из окна, Игорь не собирался.
Непонятно, что объединяло двух друзей. Социальное неравенство зияло между ними круглой черной дырой, разными были повадки, манеры, взгляды на жизнь. Разнились даже комплекция и цвет волос: журналист был жгучим брюнетом со склонностью к полноте, техник – худющим неврастеником с тонкими светлыми волосами, которые к двадцати пяти годам начали потихоньку редеть. Они болели за разные футбольные команды, никогда не выезжали вместе на рыбалку, почти не говорили о политике. Тем не менее в прошлом году, когда у Кости случилась крупная неприятность и он потерял работу на модном телеканале, именно Игорь оказал ему поддержку, пусть только лишь моральную. Именно другу Костя смог пересказать историю в подробностях, поругать конкурентов и пожаловаться на жизнь. Игорь, в свою очередь, бранил Костиных недругов так искренне и в таких выражениях, что сама Судьба смутилась и быстро загладила оплошность, предоставив журналисту новую, еще более престижную должность в серьезной, тонущей в дорогой рекламе газете.
Когда мама техника серьезно заболела, журналист не без труда, но устроил ее в хорошую (и почти бесплатную!) больницу.
Когда журналист уезжал в командировки, техник брал к себе домой клетки с его канарейками.
Костя дважды занимал Игорю крупные суммы денег, но даже это их не поссорило.
В последнее время виделись редко – журналист был постоянно занят; но сегодня утром Игорь позвонил и предложил встретиться.
Мороженое в вазочке таяло, как полярные льды ввиду глобального потепления.
– Ты чего не ешь? – поинтересовался Костя.
– Не люблю, – отозвался Игорь, равнодушно глядя на муки зеленого кружочка киви, сползающего все ниже по скользкому белому склону.
– Зачем тогда заказал? – удивился журналист. Игорь пожал плечами. В последние дни поступки жэковского техника редко бывали логичны. Возможно, в его усталой башке покупка дорогого бесполезного мороженого подсознательно соотнеслась с обильной жертвой неведомым богам – за избавление от напасти.
– Что-то ты мне не нравишься, – серьезно заметил Костя. – При чем тут дура Светка? Той истории в обед сто лет…
– Это еще не все.
Серая полосатая кошка, с озабоченным видом бродившая между столиками, шестым чувством почуяв перспективу, подошла к ногам Игоря и ожесточенно потерлась о старые джинсы. Тот не глядя опустил ложку. Полосатая понюхала сливочное мороженое и аккуратно, как бы нехотя, принялась его лизать.
– Это не все, – с нажимом повторил Игорь. – Юльку ты тоже должен помнить.
Костя задумался – Юлька нравилась ему куда больше Светки. Он и сам был не прочь за ней приударить, но что-то помешало. То ли благородное осознание святости мужской дружбы, то ли скоропостижность событий: всего через пару недель бурных отношений с Игорем девушка внезапно пропала с горизонта.
– То же самое, – скучным голосом проговорил техник. – Все классно… В постели просто… ну, хорошо, в общем. И вдруг – привет, круги по воде. Звоню – она меня, извини, по матери посылает…
– Ну ни фига себе! – озабоченно рассудил журналист.
Кошка хрипло мяукнула. Игорь, по-прежнему не глядя, поставил вазочку с мороженым на пол. Полосатая принялась за дело, презрительно обходя вниманием ломтики апельсинов, бананов и киви.
– Что вы делаете?! – возмутилась официантка. – Это антисанитария!
– Заберите, – безучастно предложил Игорь. – И посчитайте.
Официантка уронила перед ним чек так небрежно и изящно, как ласточка роняет помет. Потом взяла с пола вазочку и унесла в подсобку вместе с ложкой. Кошка побежала за ней.
Игорь вытащил из внутреннего кармана ветровки бумажник.
– Вы ругались, что ли? – осторожно предположил журналист.
Его приятель вскинул брови:
– Нет! В том-то и дело! Ни намека!.. Подали заявление… Вечером о свадьбе, утром бац – облом.
– Может, ей наговорили чего-то? Подружки, знаешь, те еще стервы бывают…
– Не мелькало в моем поле зрения никаких подружек, – устало вздохнул Игорь.
Бумажник у него был новый. Журналист мельком успел увидеть фотографии в прозрачном пластмассовом окошке – у техника ЖЭКа имелось странное, с точки зрения его приятеля, обыкновение носить с собой фото матери. Теперь цветных картинок стало две: Костя заметил, как Игорь задержался на них взглядом, и что-то в этом взгляде на секунду изменилось.
Техник бледно улыбнулся, выудил на свет божий десятку.
– Даже матушка моя, уж на что ревнивая… Я еще в школе думал – бедная будет моя жена, ее невестка… Зря боялся – мать приняла как родную.
– Юльку?
Игорь захлопнул бумажник.
– Всех… Светку тоже. Светка вообще у нас месяцами жила, мать ее чуть не медом мазала. А Юльку на другой день стала звать доченькой… Стрижку ей сделала – модельную…
– Стрижку?
– Ну да. Мать парикмахершей в молодости работала. В «Фее».
Помолчали. Костя давно допил свой кофе. О судьбе несъеденного мороженого оставалось только гадать.
– Меня она никогда не стрижет, – зачем-то сообщил Игорь. – Иди, говорит, в парикмахерскую, у меня времени нет.
– Когда это было? – внезапно поинтересовался журналист.
– В прошлом году.
– Нет, когда мать работала в «Фее»?
– В конце семидесятых, где-то так. А что?
– Ничего. – Журналист задумался, подбирая слова потактичнее. – Юлька… Это… в общем, уже неактуально. По-моему.