Рубежи свободы
Шрифт:
День был солнечный, но ветреный. Высоко на мачтах развевались флаги, советский и итальянский, вытягивались в порыве, будто соединившись вместе. Внизу гнало пыль, срывало шляпы, у синьорин трепало платья и выгибало зонтики как тюдьпаны. Я также принуждена была часто хвататься за шляпу и подол, с трудом удерживала гнувшийся зонт, наклонив так, что он от солнца меня совершенно не защищал - но не складывала его, как иные из синьорин, поскольку хотела показаться отцу нарядной дамой, как я была с Анной в Одессе. Кстати, после обязательно приглашу свою лучшую подругу в Рим, интересно, как она там сейчас, в Москве? Я говорила с ней по телефону, узнала что дети здоровы, и ждут моего возвращения, и что Анна (а значит и сам Пономаренко) внимательно следит за нашим делом и конкретно за моими стараниями, "Люся, ты делаешь успехи". Еще знаю, что в Москве сейчас готовится большой процесс над бандеровской сволочью - ну а мы тут устроим свой суд над "предками Аль-Каиды", как выразился мой муж. И на этом процессе мне еще надлежит сыграть свою роль - так же как Анне на московском.
– Самолеты уже в воздушном пространстве Италии - сказал мне муж, выслушав подбежавшего к нему офицера - и наши истребители, почетным эскортом и прикрытием. Через пятнадцать минут будут здесь.
Прошли самую опасную часть пути над морем - даже англичане в этот раз не решились на разбой. Я смотрела небо до боли в глазах. Налетевший вихрь ослепил пылью, зонтик едва не вырвало из моих рук, я с трудом удержала, тогда купол вдруг вывернуло лилией, ломая спицы и разрывая ткань в клочья! Прочь понесло шляпы, и мою тоже - о мадонна, сейчас с меня платье сдует! Слышала, что в будущем задранная ветром юбка какой-то английской принцессы или герцогини была поводом для множества фотографий и статей в газетах - бедные, у них не было более важных и славных дел для обсуждения? Как например, сейчас вся Италия спорит, была ли я на "Лючии" в ту ночь или все-таки нет? И большинством голосов уверена, что была. А мой муж уверяет, что я сделала большое и важное дело - и что тому, кто посмеет меня упрекнуть, он лично голову открутит! А у меня едва сердце не разрывалось, когда я ждала его, на борту русского эсминца! И как я хотела высказать ему все, когда мы наконец остались наедине! А он лишь обнял меня, поцеловал - что было в каюте дальше, рассказывать не буду.
Синьор Родари с почтением вручил мне мою шляпу, "это уже моя привилегия, синьора Лючия, ловить ваш головной убор". Сделаю после шутливый выговор мужу, это ведь его обязанностью должно быть? Затем ко мне какая-то растрепанная синьорина подбежала - "синьора Лючия, возьмите мой зонтик! И разве вы не знаете, в ветер его не надо держать слишком крепко, пусть лучше из рук вырвет, после поднимете, чем вот так разломает". Лицо ее мне показалось знакомым, да ведь это та, кто меня в фильме играла, Софи Шиколоне (пока еще не Лорен)! Но тут кто-то крикнул - летят!
Я наблюдала, как приземляются самолеты - первый, второй, третий, такие же "Ту", на которых мы летели из Севастополя. Видела, как радуются те, кто сошел с первого, и те, кто их ждал. Мое нетерпение возрастало, и когда наконец я заметила своего отца, во второй группе прилетевших, то крикнула ему, замахала руками и зонтиком (который тотчас вывернуло порывом - пришлось его отбросить), а затем побежала навстречу, у меня снова шляпа слетела и платье разметалось в полном беспорядке, но мне было все равно! Отец заулыбался, узнав меня, раскрыл объятия, я бросилась ему на шею. Подошел мой муж, поприветствовал моего отца, набежали репортеры - синьор Винченцо, что вы можете сказать?
– Что я могу сказать?
– ответил мой отец - не будь здесь синьорин, я показал бы вам следы английского гостеприимства, у себя на теле, вот здесь, здесь, и здесь. Били дубинками, кулаками и сапогами, как в гестапо! Лишь за то, что мы посмели оказать сопротивление нанятым ими пиратам - и наверное, этим нарушили их британский закон! Ну а что такое "борцы за ливийскую свободу", вы уже слышали, все правда - эти мерзавцы на пароходе убивали даже детей! Но теперь мы свободны, а пираты или в тюрьме, или уже в аду - и я хочу сказать русское спасибо нашим советским товарищам, что так случилось!
После мой муж мне сказал по секрету, что с отцом еще в самолете успел побеседовать наш товарищ, намекнув деликатно, что желательно сказать. Но эта был лишь форма, а не суть - ведь в словах моего отца, попавших во все вечерние римские газеты, не было ни грамма лжи! А ливийские повстанцы - да гори они все в аду вместе с их "свободой"! Чем им плохо было под рукой Рима?
И как хорошо жить в сильной стране - которую никто в мире не смеет обидеть. И которая вступится за тебя, если ты попадешь в беду. Ведь вряд ли нация разбойников и пиратов уступила бы в конце - Италии довоенной?
Ну а шляпу мне в этот раз возвратил мой рыцарь, мой кабальеро, мой муж! Синьору Родари выпало лишь зонтик мне вручить, уже аккуратно свернутый - надо будет после вернуть Софи. И все синьорины на аэродроме были в тот день жутко растрепаны, так что моя прическа на общем фоне выглядела вполне прилично.
Ливия. Оазис в Киреинаке.
Кочевой клан был не из самых больших. Но и не из мелких. Признавал верховным вождем Мухаммада Идриса, шейха Ордена Сенуси - но сам он здесь не был никогда, и лишь шейх Абдалла видел Вождя, на большом торжестве. Так повелось, что клан издавна был под покровительством Ордена Сенуси - а взамен, обязывался выставить обговоренное число воинов. Ведь жизнь в пустыне, это война, от мира неотличимая. Чужак - враг, хотя и с ним возможна торговля. И конечно, плохо быть слабым.
В пустыне нет лишней земли. Это значит, что там, где есть вода (а значит, и пастбища), обязательно кто-то живет. Чаще всего, мирно - никто, имея свою территорию, не станет отнимать исконно чужую. Потому что это будет бой насмерть, который дорого обойдется победителю - а ослабев, не то что захваченное не удержишь, еще и свое потеряешь! Оттого, война между кланами никогда не бывает интенсивной - а лишь стычки случайно встретившихся одиночек, или молодецкий набег ради пары угнанных верблюдов. А бывает, что и стычек нет - просто известно, что мы с тем кланом в войне, на ту землю не заходим, как и они на нашу.
Мир белых людей был где-то в стороне. Иногда полезный - поскольку там можно было что-то продать, и приобрести что-то нужное (например, отличные винтовки и патроны). Но чаще - безразличный. Даже когда белые люди воевали, они не углублялись в пустыню. Ну а кочевникам нечего было делать на берегу.
В этот день на клан обрушилась беда. Еще накануне летал самолет, не мимо, а сделал круг над оазисом, что-то рассматривая. А утром пришли враги - туареги из Триполитании (удивительно, что Аллах занес их так далеко от их обычных мест), которые всегда воевали с сенуситами. Врагов было лишь чуть больше, чем воинов клана, но с ними были солдаты на машинах. Солдат было совсем мало - но у них были пулеметы и минометы. И можно еще было убежать в пустыню, оставив стадо, и финиковые пальмы, и источник воды, но как выжить тогда?
Тех, кто бросился в отчаянную атаку, выкосили пулеметным огнем. Тех, кто пытался отстреливаться, обороняя оазис, накрывали минометы. А когда уже некому было сопротивляться - туареги, обозленные потерями, убили всех выживших мужчин и мальчиков (ведь солдаты сказали, что в рабство обращать нельзя, это против закона Народной Италии). Ну а женщин здесь никто и никогда не спрашивал, когда наступал случай им стать добычей победителя. Жалко было лишь загубленный скот, большую ценность в пустыне - и было пиршество, горели костры, на которых жарилось мясо, не пропадать же добру? А самой ценной добычей был, конечно, сам оазис с источником.