Рубежи свободы
Шрифт:
— Чем вы были вооружены?
— Два пистолет-пулемета чешской системы, к которым подходили ваши стандартные пистолетные патроны 7.62. И пистолеты ТТ у каждого.
— Цель вашей операции?
— Похищение адмирала Лазарева. При невозможности — ликвидация.
— План операции?
— На переходе Феодосия-Новороссийск нас должно было встретить судно турецких контрабандистов. Когда оно покажется в видимости, мы начинаем. От людей Крыжа не требовалось взять под контроль весь пароход, а только устроить шум со стрельбой.
— И трупами. Вам ведь надо было, чтобы адмирала не хватились, а приняли версию "убит, тело выброшено за борт". И вы не могли не видеть, что когда дойдет до крови, бандеровцы станут неуправляемыми взбесившимися псами.
— Мы не должны были иметь никакого отношения к бессмысленному кровопролитию! Наша задачей были исключительно нейтрализация охраны объекта, упаковка его самого и перегрузка на подошедшее судно. Которое в пределах одного-двух часов должно встретиться с подводной лодкой. Которая примет на борт нас и объект.
— Эвакуация остальных исполнителей не предусматривалась?
— Нет. Кроме самого Крыжа. Так как было опасение, что его бандиты не так отреагируют, когда мы отплывем на фелюке. После же предполагалось, что фелюка будет расстреляна с подводной лодки, вместе со всеми лишними свидетелями. Впрочем, Крыж ни при каких обстоятельствах не должен был попасть к вам живым. Так как он был единственный, кто знал о нас.
— А Ира Стырта?
— Насколько я понимаю, она в состав банды не входила. Тем более что лейтенант Маклинн ее завербовал. Внушив ей, что ее обязанность, это ликвидация Крыжа при угрозе его попадания в плен. А дальше, ей было обещано, ничего не бояться, считая себя гражданкой Соединенных Штатов.
— Не опасаясь, что она расскажет о вашей роли?
— Она является крайне неуравновешенной психически особой. К тому же, употребляющей наркотики. И в отличие от Крыжа, не знающей ничего конкретно. Ее показания легко опровергнуть.
— Собирались ли вы реально приступить к выполнению своей миссии?
— Нет. Планирование велось исходя из того, что охрана объекта, не более десяти человек, к тому же несущих службу посменно. Для нас четверых, при нападении внезапно, был реально их всех нейтрализовать. Однако же было замечено, что охрана намного более многочисленна. Иногда мне казалось, что в нее входит добрая половина пассажиров этого парохода! А два эсминца рядом (была надежда, что к желаемому месту они сопровождать судно уже не будут) исключали эвакуацию.
— Но оставалась реальной ликвидация?
— Мы вполне разумные люди. А не камикадзе.
— И что вы собирались делать?
— Ничего не предпринимать. Но банда Крыжа доставляла проблемы. Когда я сказал ему — он пригрозил, что начнет самостоятельно. "Ну а вы — вызывайте свою подлодку, да хоть весь ваш флот, чтобы вытащить нас всех отсюда, если сами хотите жить".
— И какие были ваши планы?
— После Севастополя, Крыж бы выпал за борт. Его люди сидели бы тихо, не получив приказа и не зная план. И никто бы ничего не узнал. Если бы не этот кретин Маклинн…
— А какова роль Кука?
— А это кто? Тот официант? Так он разве не был всего лишь одним из агентов Крыжа?
— Так это не вы послали Маклинна спасать Ирину Стырту?
— Я похож на идиота? Этот болван сам вообразил себя рыцарем в сверкающих доспехах. Нарушив мой прямой приказ!
— И вы не встревожились?
— А что мы могли сделать? На судне творилось черт знает что! Я лично думал, что Крыж окончательно вышел из-под контроля и начал действовать немедленно. Например, просчитав, что мы собирались сделать лично с ним. Следует также учесть, что его "птенцы" нас не знали, и вполне могли пристрелить. Так что мы ждали в каютах, пока обстановка прояснится.
— Кто отдавал вам приказы?
— Марк Коул, заместитель директора ЦРУ. Мы были знакомы с ним еще по Гавру, сорок четвертый год. Ему же мы должны были передать объект при успехе операции.
Еще протокол допроса.
— Итак, Кравчук Леонид Макарович, 1934 года рождения, в деревне Великий Житин, на тот момент Волынское воеводство буржуазной Польши. Отец, военнослужащий Войска Польского (кавалерия), мать из крестьян.
— Пан следователь, прошу учесть что мой батя, после будучи мобилизованным в вашу армию, погиб в сорок третьем, освобождая Киев.
— Если так, то ему было бы стыдно за такого сына. Что можете сказать о своем членстве в "отважных юношах" УПА?
— Бес попутал, пан следователь! Казалось, что за ними сила, и власть. И опять же, подняться, из деревни выйти в люди.
— И чего тебе не хватало, сволочь? Записки и продукты в лес таскать — ладно, этим у вас все малолетки занимались. Но вот чтобы в "отважные" попасть, надо было очень постараться, себя показать. Выслуживаться не за страх а за совесть, чтоб заметили. И за что же тебе такая честь?
— Пан следователь, да не знаю я! Наш пан "станичный" меня выбрал, а отчего, не знаю. Приглянулся я ему чем-то!
— Ты что, дивчина, чтоб от твоей морды серьезные люди млели? Или ваш станичный мужеложцем был? И тебя в этом качестве, заднепроходном, и мобилизовали? Так в протоколе и запишем. Вот будет тебе смех, когда в лагерь попадешь.
— Пан следователь, клянусь, поначалу не было ничего такого! Я лишь высматривал, запоминал и передавал. Малым совсем был, меня ваши солдаты всюду пропускали, особенно если слезу размазать, мамка в деревне ждет.
— Поначалу? А после — нельзя было в "отважных", кровью не повязанным. Запишем — правдивых показаний давать не желает, то есть оснований для смягчения приговора нет. То есть, даже если не высшая тебе будет, а четвертной, поедешь в штрафной лагерь за Магадан. Если повезет дожить до конца срока, выйдешь полной развалиной, все лучшие годы жизни долбя кайлом вечную мерзлоту. Даже жаль тебя, дурачок — сотрудничал бы, так место выйдет куда южнее, например Караганда, и срок поменьше.
— Пан следователь, так не виноватый я! Когда рядом люди из леса, и все со зброей, а у тебя лишь удавка в руках. И говорят — вот этого исполни. Откажешься, самого убьют с тем вместе — а он тебе никакая не родня.