Ручеёк
Шрифт:
Кони, спокойно пофыркивая, щиплют траву; высоко в небе горят яркие звёзды, и мне кажется, что это глаза баторов. Они с высоты столетий смотрят на нас и хотят убедиться: хорошо ли нам живется здесь, на чувашской земле, на земле Советов. И всё так же ли ярко горят маки, окрашенные их кровью!
Песнь о Свирели-Правде, об Иреклехе и о баторах с красными звездочками на шлемах
И вот мы снова в ночном. Дед Ендимер, помешивая горящие угли своей неизменной палкой, молчит. Далеко
Я подкладываю сухой хворост в костёр. На минуту он вспыхивает, озаряя нас с дедом. Потом постепенно гаснет.
У подножия горы Таванай стелется холодный туман. Веет сырой прохладой и осенью. Сегодня мы только двое, и потому дед Ендимер более откровенен:
— Давным-давно жили в тех далёких краях, где нет ни Волги, ни Свияги, древний старик со своей старухой. Жили — счастья не знали. И днём и ночью на богачей до седьмого пота работали, спины гнули, но досыта не ели и всегда недосыпали.
Жизнь, говорят, не верёвка, жизнь длиннее. Сколько старики не жили, а жизнь их была всё такой же безрадостной, трудной и длинной.
— Эх, — говорили они, — когда же кончится эта проклятая жизнь?
А она всё не кончалась.
Как и все на земле, любили они свободу. Ждали счастливых дней, но как ускорить их приход — не знали.
Жили они в чёрной избе, без трубы-дымохода. И ни разу в их избе не было слышно голоса ребёнка: это ещё более усиливало их горе.
Но однажды, когда солнце заглянуло в небольшое окошко, затянутое бычьим пузырём, в доме послышался детский плач. Это у старика со старухой родился сын-батор, надежда и радость на старости лет.
И добрая семья в честь исполнения заветной мечты назвала его Иреклех, что значит «свобода».
Смелым рос единственный сын. Не по годам, а по часам и минутам подрастал он и креп. И скоро стал молодцом-джигитом. Ух, и силён же был он! Руками вековые дубы пригибал к земле, если они мешали ему пройти.
Иреклех слышал, что везде и всюду стонет и страдает народ.
Начал Иреклех думу думать. Захотелось ему узнать, отчего торжествует на земле несправедливость и почему нет счастья для простого народа?! Думал и ждал, надеялся и верил, что придёт светлая и счастливая жизнь!
— Может, после злой зимы наступит весна-красна и настанет тёплое лето? — утешал он самого себя.
Но проходили зимы, расцветали вёсны, одно лето сменялось другим, а мир не менялся. Тогда пришёл Иреклех к родителям и попросил благословить его в дальнюю дорогу.
— Пойду искать правду, справедливость и свободу! — сказал он людям.
— Найдёшь ли? — безнадёжно спросил отец.
Сын ответил ему пословицей:
— Лежачий камень мохом обрастает. Под него и вода не течёт…
Трудно было старику и старухе разлучаться с единственным сыном. Но поняли они: орлу ветер и расстояние — не помеха!
Благословив, проводили они своего джигита в путь.
Храбрый Иреклех шёл вперёд и вперёд. Трудна была дорога, до крови сбил он ноги, но всё шёл и шёл, не останавливаясь.
Как-то перед вечером решил он отдохнуть. Остановился, разжёг костёр и, согревшись, задремал. Вдруг услышал он сквозь сон отдалённый шум битвы. Джигит вскочил на ноги и бросился туда, где шла битва.
Прибежал Иреклех на небольшую поляну и увидел: лежит на траве молодой батор. Из его раненой груди струится кровь, красная-красная, и чёрную землю окрашивает в огненный цвет. Иреклех наклонился к нему. Раненый батор открыл глаза и, взглянув на Иреклеха, спросил слабым голосом:
— Кто ты? Как попал сюда?
Рассказал ему Иреклех всю правду и о своих родителях, и о том, как ушёл из дома искать свободу и счастье для народа.
И тогда сказал ему раненый батор:
— Имя моё Сюгаду, что значит — жертва. Победа не бывает без жертв, и я отдал свою жизнь во имя победы. Я долго боролся за счастье народа, но мои враги внезапно напали на меня. Я храбро сражался. Но их было много. Меня ранили. Тело моё жжёт смертельный огонь… Чувствую, что скоро наступит мой конец. Если ты и вправду добрый и зовут тебя Иреклех, то слушай: в кармане у меня есть свирель. Свирелью-Правдой называют её. Как умру я, ты возьми её и, выйдя на большую дорогу…
Не досказал Сюгаду. Посмотрел пристально на Иреклеха своими потухшими глазами и затих. Навеки затих…
Долго сидел Иреклех у изголовья Сюгаду, долго горевал… Потом над телом батора поклялся отомстить за него и отправился искать большую дорогу. Долго ли, много ли искал, много мучений перенёс, наконец, нашел.
Сел на дорогу и вспомнил слова друга:
«Слушай, в кармане у меня есть свирель. Свирелью-Правдой называют её. Как умру я, ты возьми её и, выйдя на большую дорогу…»
Что он ещё хотел сказать мне?
Думал-думал Иреклех так и не додумался. С горя вынул свирель и стал играть. И что за чудо! Свирель-Правда сама запела. И как запела! Тоненьким, печальным-печальным голосом рассказывала она о том, как тяжко живётся бедным людям, что нет ни свободы, ни счастья для народа. Свирель-Правда звала баторов на битву за свободу, за счастье народное.
Удивился Иреклех. Долго в безмолвии стоял он, слушая песню эту. А свирель всё пела и пела…
Вдруг заметил Иреклех: по дороге к нему идёт батор, стройный, высокий и могучий. Одет он в шинель, на голове — шлем, а на шлеме сверкает яркая пятиконечная звезда.
— Я батор Русский, пришел по зову Свирели-Правды. Кому пела она? — крикнул он громовым голосом.
Иреклех рассказал ему о себе и о том, для чего он вышел в путь, о друге Сюгаду, который дал ему Свирель-Правду.
— Меня Свирель-Правда разбудила от векового сна, рассказала о правде жизни. Я готов биться за счастье народное! — крикнул батор Русский.
— И я, батор Украинец, готов биться за счастье народа! — послышалось на другой стороне дороги.
— И я понял правду, понял, чего ждут от нас люди. И меня, батора Грузина, возьмите с собой! — раздался голос.