Руина, Мазепа, Мазепинцы
Шрифт:
готов был обед, но Мазепа, получивши от племянника известие, что
Меншиков скоро приедет, не стал обедать и наскоро уехал в
Батурин, а Войнаровскому приказал ехать туда же, но стороною, так, чтоб никто его не видал и не заметил: к Меншикову же гетман
отправил полковника Анненкова с <экскузациею> за своего
племянника, чтоб князь не изволил сомневаться по поводу внезапного его
отъезда:, племянник испугался чего-то, сам не зная чего, и ушел.
Прибывши в Батурин, дядя его пробыл там только одну ночь и на
другой день утром, забравши свои пожитки, уехал в Короп, приказавши ехать вслед за собою всем старшинам и ему, Войнаровскому, 780
но чтоб идти к шведу, тогда не сказывал, да и всю дорогу до Коропа
Войнаровский, едучи с дядею, не слыхал от него об этом ни слова, а говорил ли дядя о том со старшинами и полковниками - ему, Войнаровскому, неизвестно. На следующий день переправились
через Десну. Тут прибыл к гетману Быстрицкий, которого Мазепа
посылал к шведскому королю, придавши ему капитана из
иноземцев в качестве толмача. Быстрицкий проводил гетмана до шведских
аванпостов. Там его приняли с почетом. Оттуда гетман поехал в
карете; перед каретою, по бокам ее и позади, следовало четыреста
человек шведской кавалерии, а в стороне стояло шведское войско, выстроенное в параде. Таким образом, переночевавши одну ночь на
шведских аванпостах, приехал гетман к шведскому королю и
король шведский принял <приятно дядю и всех бывших с дядею>.
Войнаровский отозвался незнанием: вел ли его дядя с кем
корреспонденцию в то время, как находился у шведского короля, с
лицами, оставшимися верными царскому величеству, потому что он, Войнаровский, к делам их не был допущен, но знает, что по приходе
своем к шведам дядя его неоднократно посылал к Оттоманской
Порте и к хану, возбуждая их против царского величества. После
Полтавской битвы, когда уже дядя был в Очакове и в Бендерах, имел
ли он корреспонденцию с кем-нибудь в Украине, того он не знает, <но чает, что не имел, потому что был тогда гораздо болен>, да и те, которые при нем тогда находились, отъезжали от него в Яссы.
Также Орлик и прочие имели ли с кем в Украине корреспонденцию -
того он, Войнаровский, не знает, а слыхал только от Орлика, что
все они считали опасным писать к своим свойственникам в
Украину, чтоб их тем не погубить. По смерти дяди, он, Войнаровский, никакими делами не интересовался и, когда его хотели избр’ать
гетманом, он того чина принять не захотел, от чего откупаясь, дал
Орлику триста, а кошевому двести червонных. Был он, Войнаровский, при шведском короле затем, что король шведский по смерти
дяди забрал остававшиеся после “дяди 240.000 талеров.
Войнаровский хотел их от короля получить и отдать их для хранения куда-
нибудь в банк, а сам думал просить милости, царского величества, и в этих видах не принимал у шведского короля службы. Других
денег у него нет. Будучи в Бендерах, он женился на вдове
Забелиной, которая теперь живет в Бреславле: при ней нет никакого по-
житка. С королем шведским пошли Орлик, Довгополенко, двое Гер-
циков, Мирович и Третьяк. Орлику и иным даны, как он слышал, маетности в Швеции. Сам он, Войнаровский, в Швеции не бывал
и, по выезде из Турции, проживал в Вене и Бреславле.
Вместе с допросом Войнаровского, в делах Архива
Министерства Иностранных Дел сохранилась на немецком языке челобитная
царю Войнаровского в таком смысле: <Я боялся обратиться к царю, страшась его гнева, но когда получил ордер, то добровольно явился
781
к царскому резиденту Беттигеру и отдался ему. Я никогда не был
допущен в совет с гетманом; дядя всегда удалял меня из той
комнаты, где сходились с ним его адгеренты; быть может, имея в виду
мою юность, он подозревал, что, памятуя царские милости, к ним
я не пристану. После кончины дяди я не принял гетманского чина
и тем навлек на себя нерасположение шведского короля, после того
как гетманское достоинство дано было Орлику. Я не чинил ничего
противного царскому величеству и оттого в службу шведскую не
вступал. При жизни дяди и после его смерти не мог я добиться от
шведского короля возвращения моих 240.000 талеров: от меня
отделывались только добрыми словами, а, между тем, это меня
удерживало от исполнения моего постоянного желания просить царского
милосердия. Много раз имел я мысль повергнуться к стопам
царевича, сына царского, но не представлялось удобного случая.
Надеюсь, что царь великий государь не станет наказывать меня
неповинного за грех моего дяди>. Царь указал сослать Войнаровского в
отдаленные места Сибири. Он был отправлен в Якутск, где и
прожил до старости, одичалый и забытый всеми.
В 1720 году достался в руки российского правительства другой
из эмигрантов, ушедших из Турции за шведским королем. То был
Григорий Герцик. Один из ревностнейших сторонников Станислава
Лещинского, Понятовский, неразлучный сопутник Карла XII в его
изгнании, вместе с ним прибывший в Швецию, по смерти Карла
XII перебрался в свое польское отечество и взял с собою туда
малороссийских эмигрантов Нахимовского и Мировича. За ними
вслед поехал туда же Григорий Герцик с поручениями от Орлика, остававшегося тогда еще в Швеции. Царский резидент в Варшаве, князь Григорий Федорович Долгорукий, приказал арестовать