Руины
Шрифт:
— Сэмм.
Ее голос был робким и неуверенным.
— Каликс, — произнес Сэмм.
— Извини…
— Не надо, — проговорил он быстро. — Ты заставила меня кое-что осознать.
Она снова прикусила губу.
— Что?
Партиал какое-то время смотрел на нее, потом покачал головой.
— Я обещал остаться, — сказал Сэмм. — Другие Партиалы — нет. — Он вздохнул и встал. — Я не могу требовать, чтобы они приняли то же решение, чтобы остались здесь навсегда. Я должен спросить, чего они хотят.
Каликс кивнула.
— А потом?
— Потом
— А потом? — снова спросила Каликс. Стараясь не опираться на свою раненую ногу, она медленно встала. — Что стоит следующим в списке вещей, ради которых ты пренебрегаешь собственной жизнью и желаниями?
Сэмм положил руку ей на плечо.
— Ты мой самый лучший друг.
— Бьюсь об заклад, ты говоришь это всем девушкам.
— Я еще никогда и никому этого не говорил.
Сэмм прошел по коридорам в крыло реабилитации, которое девятеро выздоравливающих Партиалов называли домом. Линк был пропитан смесью надежды и нетерпения; это было обычное утро. Горман сидел в постели, держа трубку респиратора в руке.
— Это работает лучше, если все-таки вставить воздушные трубки в нос, — заметил Сэмм.
— А кровать лучше всего работает, когда на нее ложишься, — ответил Горман. — Я пытаюсь заставить работать не оборудование, а свое тело.
— Тогда продолжай тренироваться, — сказал Сэмм. — Я слышал, что ты ходил вчера вечером.
— А о том, как я справляю нужду, тебе тоже докладывают? Если всему заповеднику рассказывают о том, чем я занимаюсь по ночам, то почему опускают самое интересное?
— Опишешь мне подробности позже, — произнес Сэмм, оглядывая комнату. Здесь находились только трое Партиалов: Горман в кровати и еще двое — в креслах у открытого окна, где они грелись на солнце. — А где же все остальные?
— Дуэйн по-прежнему в постели, — ответил Горман. — Мне кажется, он запал на одну медсестру, поэтому злоупотребляет своим состоянием.
— Каликс или Тиффани?
— Тиффани.
— Не та, — произнес Сэмм и помедлил. — Хотя не могу сказать, что хотел бы, чтобы он гонялся за Каликс.
Горман бросил на него косой взгляд.
— Вы с ней..?
— Нет, — ответил Сэмм. — Что насчет остальных?
Горман проигнорировал попытку Сэмма сменить тему.
— А как насчет Херон?
— Скольких девушек, по твоему мнению, я обольстил?
— Не так много, как мог бы, если я хоть что-то в этом понимаю. — Горман сделал глоток воздуха из трубки. — Каликс следует за тобой повсюду, как щенок, а Херон… ну, наверное, это прозвучит неправильно, если сказать, что она следует за тобой, как змея, но ты меня понял.
— Херон — давний друг, — произнес Сэмм. — Мы вместе прошли Изоляционную войну.
— А что сейчас?
— А сейчас мы… — Сэмм не знал, как описать их отношения. За последнюю неделю он почти не видел Херон, но знал, что она неподалеку. Как и раньше, она не скрывала, что наблюдает за ним. Судя по всему, Горман тоже это заметил. — Херон — хороший друг, — повторил Сэмм. — Но это не значит, что я понимаю, чего она хочет. Она шпионская модель и создана
— Однако обучена искусству обольщения, — заметил Горман, указывая на Сэмма трубкой. — А это должно чего-то стоить.
— Если бы в меня влюбилась женщина, обученная искусству обольщения, думаю, я бы уже заметил, — произнес Сэмм. Обведя рукой почти пустую комнату, он перевел разговор на обратно на Гормана и его сослуживцев. — Так где остальные?
— Гуляют по территории, — ответил Горман. — Риттер совершенно здоров; в больнице ему больше делать нечего. То же самое с Аароном и Брэдли.
— Об этом я и хотел поговорить, — сказал Сэмм, подтащив стул к кровати солдата. — Вы постепенно выздоравливаете, если не считать небольшие заминки. — Он показал на трубку, и Горман закатил глаза. — Пора пройти этап восстановления и вернуться к настоящей жизни. Вы не можете оставаться в больнице вечно.
— Постучи по дереву, — проговорил Горман и поджал губы, на секунду задумавшись. — А что насчет заповедника?
— Вам, конечно, охотно разрешат остаться, — ответил Сэмм, — но никто не держит вас здесь.
— Если мы вдевятером присоединимся к тебе, местные смогут получить гораздо большее количество феромона. Пока у нас не выйдет «срок годности», если он вообще выйдет, они смогут запастись лекарством по крайней мере еще на несколько лет.
Сэмм кивнул.
— Это хорошие люди, — сказал он. — Мне бы совершенно не хотелось оставлять их без источника лекарства, но они относятся к этому так же, как и я: если им снова придется поработить вас для получения феромона, то он того не стоит.
— Уж очень это похоже на попытку вызвать чувство вины.
— Я не хотел, — ответил Сэмм. — Рано или поздно лекарство у них все равно закончится — либо с моей смертью в следующем году, либо с вашей… когда бы она ни пришла. Не чувствуйте себя обязанными.
— Значит, дело уже проиграно, так что мне не стоит об этом беспокоиться, — произнес Горман, — но ты все равно жертвуешь ради него своей жизнью.
— Я дал слово, — сказал Сэмм. — Вы можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете, и, если хотите, можете внести свой вклад лекарственного феромона, но выбор за вами. — Сэмм потер свой нос, к которому до сих пор не вернулась чувствительность после изъятия. — Однако, если сравнивать с другими видами деятельности, провести час в неделю в лабораторном кресле не так уж сложно. — Он улыбнулся. — И, говоря откровенно, возможно, это все, на что ты сейчас способен.
Горман поднес трубку к носу и сделал глубокий вдох, а потом тяжело уронил руки обратно на колени.
— Я и в самом деле хотел бы внести свой вклад, — сказал он. — В начале я не совсем верил, но местные к нам добры. Они заслуживают нашей помощи.
— Они будут вам благодарны, — ответил Сэмм и посмотрел на двух солдат у окна и на солнечный двор за ним. — Ты говорил с остальными?
— Сам я, судя по всему, застрял здесь в любом случае, — проговорил Горман. — Тем, кто поздоровее, не терпится вернуться.