Рука Москвы. Разведка от расцвета до развала.
Шрифт:
А погода в Кабуле стояла (не могу найти более точного слова) блистательная. Нежное и ласковое солнце в ослепительно голубом небе, чуть золотистая легчайшая дымка утреннего воздуха, прохлада, которая побуждает человека к быстрому и энергичному движению, нежная, не успевшая огрубеть зелень деревьев, чуть ощутимый запах роз и смолистого свежеоструганного дерева. Погода, которая заставляет человека радоваться жизни, заставляет думать и о том, как неразумно, расточительно, жестоко устраиваем мы, люди, эту самую жизнь.
Июнь 1984 года. Только что завершилась серия мощных ударов советской 40-й армии Туркестанского военного округа совместно с афганскими войсками по формированиям Ахмад-шаха Максуда в долине реки Панджшир.
Маршал летит на вертолете в местечко Руха в Панджшире, чтобы лично обозреть сложившуюся там обстановку. Выясняется, что обозревать нечего. На полях стоит уже созревшая, но нескошенная пшеница, в пшенице — советские танки. Танки и бронетранспортеры повсюду. От глинобитных домов кое-где поднимается дым. Прямо к темно-голубому безмятежному небу. Но разрушений немного, большинство домов целехоньки. Нет жителей, ни одной афганской души. Вымерший город, не разрушенный, не разбитый, а вымерший.
Осматривать в Рухе нечего, а ходить по ней опасно — мины. Маршал собирает совещание в двухэтажном просторном доме, где разместился штаб. На стенах кумачовые лозунги на русском и дари, незапоминающиеся плакаты. А вот три афганца, присланных в освобожденную Руху восстанавливать народную власть. Это оргядро — изобретение советников. Замысел здравый — предполагалось, что население будет приветствовать освободителей, проклинать бандитское иго, а оргядру надлежит только направлять стихийный энтузиазм в конструктивное русло.
Замысел идеологически выдержанный — оргядро состоит из проверенных, направленных из Кабула революционеров. Есть в этом замысле, однако, один дефект. Афганцы не доверяют чужакам. Никаким указом заставить их поверить человеку со стороны невозможно. В Панджшире дело осложнялось (или упрощалось?) тем, что население дружно покинуло родные места и организовывать было просто некого. Когда же вернулось население (а это произошло в 1987—1988 годах), не оказалось организаторов. У наших военных было достаточно оснований утверждать, что военные успехи не подкрепляются политической работой среди населения.
О характере военных успехов речь впереди.
Оргядро Рухи сидело на совещании подавленное и неприметное среди десятков румяных, рослых и бравых генералов и нескольких не менее бравых полковников. Сказать на совещании по существу нечего — противник уклонился от столкновений, и речь идет о размещении афганских гарнизонов и постов безопасности.
Какой удивительный порядок царил на картах, по которым докладывались планы охраны и обороны Панджшира! Зеленые, синие, красные треугольники, квадраты, пунктирные и сплошные разноцветные линии, четкие надписи — радовалось сердце — и казалось, что обязательно все будет хорошо, не может проиграть войну армия, которая действует по таким замечательным картам. Видимо, такие же мысли приходят и другим участникам совещания: возникает атмосфера победного митинга.
Но что-то беспокоит маршала, он слушает невнимательно, поглощенный какой-то своей заботой.
— Где противник? Ищите противника, он может укрываться где-то рядом, в ущельях.
— Так точно, товарищ Маршал Советского Союза. У нас посты, дозоры, вертолеты.
И т. д. и т. п. Человеку, не вполне посвященному в военные тайны, разговор непонятен. Ведь было же доложено, что из трех тысяч мятежников уничтожено не менее тысячи семисот человек, а остальные ушли, захватив с собой убитых и их оружие. Стоп, стоп! Как же оставшиеся в живых тысяча триста человек могли унести такое количество убитых, да еще и оружие? И могут ли они после таких потерь представлять угрозу нашим силам?! Наивные вопросы штатского человека, с доверием относящегося к победным сводкам военного командования. Не могли оставшиеся в живых мятежники унести такое число убитых, поскольку убитых практически не было. Ахмад-шах заблаговременно получил информацию о готовящемся наступлении от своих агентов в Министерстве обороны Афганистана, вывел из-под удара не только боевые подразделения, но и всех панджширских жителей. Били наша артиллерия, наша авиация, наши танки по пустым склонам гор, брошенным кишлакам, безлюдным дорогам, взламывали оборону несуществующего противника. Высаживались десантные группы, окружавшие себя морем огня и свинца, а противника уже не было. И шла темная молва из армии, что мы понесли крупные потери, сбросив десант на отвесные скалистые склоны, в непроходимое ущелье. В то время как статистика наших боевых и небоевых потерь имела столь же малое отношение к действительности, как и цифры потерь противника. Случайно выяснилась методика подсчета убитых на той стороне. Как же их считают, если противник уносит трупы? Очень, оказывается, просто. Берется общая сумма израсходованных в бою боеприпасов и делится на установленный раз и навсегда коэффициент. Именно таким образом подсчитывалось, что ежегодно с 1982 по 1986 год противник терял тридцать тысяч человек из общей группировки в сорок пять тысяч человек.
Маршал, разумеется, хорошо знал цену коэффициентам, цифрам потерь, цену золотым звездам за Панджширскую операцию, поэтому и был задумчив. Возможно, беспокоило его и другое. Соратник Ахмад-шаха — некий инженер Исхак похвастал в конце 1988 года в саудийском городе Таифе, что сведения о подготовке операции были получены не от афганских, а от советских источников. Маршал Соколов не мог не знать о тесных конспиративных контактах своих офицеров-разведчиков с Ахмад-шахом. Контакты осуществлялись по указанию военного командования, хотя и втайне от Москвы и советских представителей в Кабуле. Отношения с Ахмад-шахом установились тесные, чтобы не сказать задушевные, и при этих обстоятельствах его осведомленность должна была наводить на размышления. Тем более что афганское командование извещалось о предстоящих операциях в последний момент и не допускалось к их планированию.
Тот же Исхак назвал и цифру потерь Ахмад-шаха — пятнадцать человек. Соврал, наверное, бандит, уколоть хотел побольнее.
Война есть война. В правильности этой поговорки мы еще раз убедились в Рухе. Маршалу было доложено, что наша авиация только что нанесла бомбоштурмовой удар (БШУ) по расположению войск противника, потерь нет. Затем кто-то проговорился, что авиация здесь же, в Панджшире, сбросила современные эффективные (повышенного могущества) бомбы не с той высоты. Бомбы не разорвались, и специальные поисковые группы отряжены для того, чтобы их уничтожить. Есть еще одна поговорка: война все спишет, твердо усвоенная любым военнослужащим, от рядового до маршала, и выручающая их в затруднительных ситуациях. Война все спишет, война уравняет мужество бойцов и некомпетентность командиров, солдатскую безропотную стойкость и штабное политиканство, находчивость пехотинца и неповоротливость военачальников, война прикроет продажу оружия противнику и тайные сговоры за спиной союзника.
Совещание в Рухе завершилось на победной ноте. Пройдет три года, и окрепший Ахмад-шах возвратится в Панджшир уже не с тремя, а с десятью тысячами бойцов, неведомо куда исчезнет задолго до этого срока оргядро, и вновь нависнет враждебная сила над Кабулом и единственной дорогой, связывающей столицу Афганистана с Советским Союзом.
А сейчас дело сделали, совещание провели, летим над изумрудно-зеленой долиной, над голубой речкой в Кабул, домой, в королевский дворец маршала, где ожидает всех участников заслуженный обед.