Рукопись, найденная в Сарагосе

Потоцкий Ян

– Дон Хуан Авадоро, возьми шпагу и шляпу и ступай за мной.

Я сделал, как он сказал, вышел на улицу и увидел карлика, который ковылял на своей деревянной ноге шагах в двадцати передо мной, показывая мне дорогу фонарем. Пройдя шагов сто, он повернул налево и привел меня в пустынную часть города между улицей Ретрада и рекой Мансанарес. Мы прошли под сводом и очутились на засаженном деревьями патио. Патио – это двор, куда не въезжают повозки. В глубине двора был небольшой готический фасад, похожий на портал какой-то часовни. Из-за колонн вышла женщина в белом, карлик осветил фонарем мое лицо.

– Это он! – воскликнуло видение. – Он самый! Мой муж! Мой ненаглядный супруг!

– Сеньора, – заметил я. – Я был уверен, что ты умерла.

В самом деле, это была Леонора; я узнал ее по голосу, а еще больше – по страстному объятию, пылкость которого не дала мне даже задуматься над необычайностью происходящего. Да у меня и времени на это не было; Леонора вдруг выскользнула из моих рук и скрылась в темноте. Я не знал, что мне делать; к счастью, карлик предложил мне следовать за его фонарем, я пошел за ним, шагая по развалинам и пустынным улицам, но потом фонарь вдруг погас. Я стал громко звать карлу, но тот не откликался; тьма была – хоть глаз выколи, я решил лечь на землю и ждать рассвета.

Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Я лежал возле урны из черного мрамора, на которой стояла надпись золотыми буквами: «Леонора Авадоро». Не было сомнения, что я провел ночь у надгробья своей жены. Я вспомнил предшествующие события, и, признаюсь, воспоминания эти меня очень смутили. Давно не быв у исповеди, я пошел к театинцам и попросил вызвать моего деда Херонимо. Мне сказали, что он болен; тогда я попросил дать мне другого исповедника. Первым моим вопросом было: могут ли злые духи принимать вид людей.

– Разумеется, – ответил исповедник. – Святой Фома в своей «Сумме» упоминает о такого рода привидениях. В таких случаях дело идет о грехах исключительных, которые может отпустить не каждый исповедник. Когда человек долго не бывает у причастия, дьяволы забирают над ним страшную власть: являются ему под видом женщин и вводят его в соблазн. Если ты думаешь, милый, что имел дело с такими привидениями, обратись к великому исповеднику. Не теряй времени, никто не знает своего дня и часа.

Я ответил, что со мной произошел странный случай, который, быть может, был обманом чувств; затем попросил разрешения прервать исповедь.

Я пошел к Толедо, который объявил мне, что поведет меня обедать к герцогине Авиле, где будет также герцогиня Сидония. Заметив, что я какой-то рассеянный, он спросил о причине. В самом деле, я был задумчив и отвечал на вопросы невпопад. Обед у герцогини не рассеял моего уныния, однако Толедо и обе дамы были настроены так весело, что в конце концов и у меня стало легче на душе.

Во время обеда я заметил какие-то намеки и улыбки, словно бы меня касающиеся. Встав из-за стола, мы перешли не в гостиную, а во внутренние покои. Там Толедо запер дверь на ключ и сказал:

– Благородный кавалер Калатравы, встань на колени перед герцогиней, которая уже больше года твоя жена. Надеюсь, ты не скажешь, что догадывался об этом. Те, кому ты вздумал бы рассказать о своих приключениях, могли бы разгадать тайну. Поэтому нам было важно уничтожить подозрения в самом зародыше, и до сих пор наши усилия увенчивались успехом. Правда, замечательную услугу оказала нам тайна гордого герцога Авилы. В действительности у него был сын, которого он хотел узаконить, но сын этот умер, и герцог потребовал от дочери, чтобы она никогда не вступала в брак и таким образом оставила все состояние герцогам де Сорриенте, которые являются младшей линией де Авила.

Надменная герцогиня ни за что на свете не склонилась бы ни перед чьей властью, но после нашего возвращения с Мальты надменность эта сильно уменьшилась и готова была совсем рухнуть. К счастью, у герцогини Авилы есть подруга, ты, милый Авадоро, ее прекрасно знаешь, так вот она доверила ей свои чувства, и мы втроем заключили тайный союз. Мы нашли, или, лучше сказать, выдумали Леонору, дочь покойного герцога и инфанты. На самом деле это была просто герцогиня в светлом парике, набеленная и более полная благодаря платью. Но ты не узнал своей гордой повелительницы в скромной воспитаннице кармелиток. Я был на нескольких репетициях герцогини в этой роли и, признаюсь, тоже не догадался бы.

Видя, что ты отвергаешь самые блестящие партии единственно из желания служить ей, герцогиня решила выйти за тебя. Вы – муж и жена перед богом и церковью, но не перед людьми и тщетно старались бы доказать ваши супружеские права друг на друга. Таким способом герцогиня исполнила взятое на себя обязательство.

Вы сочетались таинством брака, вследствие чего герцогине пришлось провести несколько месяцев в деревне, чтобы скрыться от глаз толпы. Бускерос приехал в Мадрид; я велел ему следить за тобой, и под предлогом того, что шпион может выведать тайну, мы увезли Леонору в деревню. В дальнейшем пришлось услать тебя в Неаполь, потому что мы не знали, как тебя успокоить относительно твоей жены, а герцогиня хотела открыться тебе только после того, как живое доказательство вашей любви утвердит твои права на нее.

Теперь, милый Авадоро, умоляю тебя простить меня. Я ранил твое сердце, сообщая о смерти особы, которой никогда не существовало. Однако глубокое твое горе не было напрасным. Герцогиня с радостью убедилась, что в двух столь разных образах ты любил ее.

Уже неделю хочу я наконец все тебе рассказать, и тут опять вся вина – моя. Я решил во что бы то ни стало вызвать Леонору с того света. Герцогиня согласилась взять на себя роль женщины в белом, однако… это не она, а маленький трубочист из Савойи с такой легкостью бегал по крыше. Этот же самый бездельник следующей ночью пришел изображать хромого дьявола. Сел на подоконник и спустился на улицу на шнуре, привязанном к оконной задвижке.

Не знаю, что было на дворе у кармелиток, но нынешним утром я снова велел за тобой следить и узнал, что ты долго стоял на коленях в исповедальне; я не люблю иметь дело с церковью и побоялся, как бы шутка не зашла слишком далеко. Поэтому я уже не противился желанию герцогини и решил, что сегодня ты все узнаешь.

Вот что примерно сказал мне Толедо, но я не очень-то его слушал. Я стоял на коленях у ног Мануэлы, дивное смятение выражалось в ее чертах, я отчетливо читал в них признание поражения. При победе моей присутствовали только два свидетеля, но от этого я чувствовал себя ничуть не менее счастливым. Я познал высшее удовлетворение в любви, в дружбе и даже в самолюбии. Какая минута для юноши!