Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите

Хэдфилд Кристофер

Другая игра была придумана нами случайно во время короткого перерыва в расписании. Наземные службы используют пузырчатую упаковку для хрупких вещей. Мы складываем эту упаковку в большую шерстяную сумку в дальнем конце японской лаборатории, где она не будет мешаться под ногами. Почти регулярно нам приходится пролетать через всю станцию в ее самый дальний угол, чтобы разобраться с оставшейся упаковкой. Этот полет через всю МКС — естественный повод проверить наше мастерство космических летунов. Эффектная четкость движений и грация служат реальным источником гордости для большинства астронавтов, в том числе и для меня, так что вскоре мы сделали из этого игру: кто сможет быстрее всех долететь от обеденного стола в модуле 1 до шерстяной сумки, аккуратно убрать в нее очередной кусок упаковки и вернуться обратно? Спустя какое-то время мы начали копить

эту упаковку в течение дня, чтобы сыграть в нашу игру за ужином. Каждый раз мы смеялись, когда смотрели, как очередной участник летит в японский модуль, раскинув руки и ноги, сжимая маленький квадратный кусок пластиковой упаковки, потом бешено поворачивает за угол и через несколько секунд вновь появляется, неистово несясь к финишной прямой, надеясь занять первое место. Помню, что был невероятно горд, когда в один из дней смог завершить этот полет всего за 42 секунды.

Было еще и запланированное свободное время в конце почти каждого дня, а в конце недели объем работ был поменьше. Помня о том, что нам нужно как-то занять свободное время, космические агентства позаботились о том, чтобы на борту станции были DVD и книги. Есть даже музыкальные инструменты: клавишные, укулеле, диджериду и гитара. Национальная гордость заставляет меня сообщить, что гитара на станции производства Larriv'ee, канадской фирмы, названной в честь своего создателя из Ванкувера Жана Ларриви. Доставить ее на станцию оказалось сложнее, чем сбегать на фабрику и приобрести: все, что мы берем с собой на станцию, проходит тщательную проверку на предмет слишком сильного электромагнитного излучения, выделения химических веществ, например, бензола, вдыхать который в замкнутом пространстве довольно опасно.

Эта гитара устроила проверку и мне. Невесомость повлияла на то, как я беру аккорды: поначалу моя рука промахивалась мимо отметок на грифе, ожидая сопротивления, которого в невесомости не было, и я зажимал не те лады. Потребовалось некоторое время, прежде чем у меня стало получаться. Однако мне не нужен был ремень; гитара просто парила передо мной, хотя приходилось привязывать ее к моему телу, чтобы она не сбегала. Тем не менее одна вещь осталась неизменной. Музыка звучала точно так же, как на Земле, несмотря на жужжание и глухое гудение вентиляторов и насосов, скрипы и щелчки расширяющегося на Солнце металла. Иногда фоновый шум был таким громким, что мне казалось, что я играю на заднем сиденье автобуса. Потом выяснилось, что лучшим местом для исполнения музыки была моя спальная кабина. Том и Роман тоже играли на гитаре, так что почти каждый вечер можно было услышать мелодии, исходившие то из одной спальной кабины, то из другой, как будто у костра в палаточном лагере.

Многие думают, что на МКС должно быть одиноко, на таком-то расстоянии от Земли. Но у нас было несколько способов связи с Землей, начиная от радиолюбительской связи и заканчивая радиопередачами в УКВ-диапазоне и Интернетом; наши ноутбуки имели связь с сервером в Хьюстоне через спутниковый канал, так что мы могли выходить в Сеть. Этот канал связи был доступен не всегда, причем скорость передачи данных была ниже, чем при обычном модемном соединении, поэтому просмотр видео жестоко испытывал наше терпение, но для отправки электронной почты скорости хватало. Мы были весьма далеки от мысли, что потеряли связь с внешним миром, и прилагали разумные усилия, чтобы оставаться в курсе текущих событий. Например, в день, когда произошел теракт на Бостонском марафоне, я знал о происшествии больше, чем оператор связи, которому я позвонил. Не было никакого недостатка в общении с людьми на Земле: Центр управления был вездесущим, а семье и друзьям можно было просто позвонить по телефону.

В самом начале нашей экспедиции я звонил своим детям каждый день, пока Кайл не сказал наконец: «Пап, ну чего ты звонишь? Мы поняли: ты в безопасности!» Очевидно, трепет перед звонком из космоса уже прошел. Не впечатляла даже двухсекундная задержка на линии и раздражающее эхо. На Земле в моей семье обычно не говорят подолгу по телефону, поскольку все дети далеко разъехались: Кристин учится в университете в Ирландии, Кайл живет в Китае, а Эван до недавнего времени учился в университете в Германии. Однако мы регулярно созваниваемся по «Скайпу». На орбите я не мог с легкостью заходить на сайты, вместо этого я взял в привычку каждый день звонить и писать по электронной почте Хелен. Еще я писал письма Кристин и Эвану, а с Кайлом несколько раз разговаривал по телефону, потому как он не очень

любит писать письма. Он профессиональный игрок в покер, и мы обсуждали его успехи, понравился ли ему город Ухань, в который он недавно переехал, и чем он занимался с друзьями в последнее время — я хотел узнать о его жизни, а не рассказывать о своей. О своей я рассказал уже достаточно много на видеоконференциях со школьниками и журналистами. У Кайла быстрый ум и необычный взгляд на вещи, и разговоры с ним всегда давали мне почувствовать связь с Землей.

Я скучал по своим детям, но не больше, чем на Земле, где я точно так же не часто их вижу. И я скучал по Хелен, хотя мы разговаривали даже немного чаще, чем обычно, когда я в командировке или в дороге. Но я не был одинок. Одиночество, как мне кажется, мало связано с местом нахождения. Это состояние души. Самые одинокие люди обычно живут в центре больших и шумных городов. Я никогда не испытывал подобных чувств в космосе. Наоборот, когда вся планета была на виду за стеклом иллюминатора, я испытывал некую связь со всеми семью миллиардами людей, которые считают ее своим домом.

Я чувствовал связь и со своими коллегами по экипажу. На МКС астронавты и космонавты работают отдельно друг от друга, и два сегмента станции отделены друг от друга, поэтому нужно приложить определенные усилия, чтобы увидеться. И мы виделись в течение всех пяти месяцев пребывания на станции, иногда просто залетев на 15 минут после ужина, чтобы поболтать. Совместный прием пищи — очень важная возможность общения, особенно когда вас на борту всего трое. После того как экипаж Кевина покинул станцию, Роман остался один в российском сегменте, поэтому мы всегда были рады пригласить его поесть с нами, когда у него была такая возможность, и часто мы втроем после ужина разговаривали и слушали музыку — у Романа на его iPad была потрясающая коллекция.

Приготовление пищи на космической станции не трудоемкий процесс. Все напитки, в том числе и чай с кофе, хранятся в пакетах, большей частью в форме порошка, и мы просто добавляем воду, а потом пьем маленькими глотками через соломку. В основном еда на борту станции обезвоженная, так что мы просто вливаем горячую или холодную воду непосредственно в пакет с помощью некоего подобия иголки, потом вскрываем пакет и начинаем жадно есть. Очень много всякой липкой еды, например, овсянка, пудинг и вареный шпинат. Поскольку такая еда слипается в комки, ее легче схватить ложкой и отправить в рот, не гоняясь за ней по всей станции. Свежие фрукты и овощи у нас были раз в месяц, когда прилетал грузовой корабль или очередной «Союз». Как-то раз мы получили на каждого по хрустящему зеленому яблоку и ароматному апельсину. В другой раз были банан, два помидора и два апельсина. А однажды прислали по целой луковице каждому!

Несмотря на отсутствие холодильника, которое является ограничивающим фактором, космическая еда вкуснее, чем вы можете подумать. Она достаточно разнообразна: смешение русской кухни — тушеное мясо, семга на пару — и американских блюд плюс фирменные блюда из других стран. Еще я получал бонусные контейнеры с канадским угощением вроде копченого лосося, вяленого мяса буйвола, кленового сиропа и даже канадский кофе Tim Hortons — любимый напиток с кофеином для всего экипажа (все остальное Роман называл суррогатом).

Многие астронавты, в том числе и я, со временем начинают скучать по острой пище, потому что при гиперемии (приливе крови), обусловленной невесомостью, вы начинаете воспринимать вкус продуктов как при простуде. Все становится немного пресным и безвкусным. Моим любимым блюдом была закуска из креветок, заправленная соусом из хрена. Она была не только вкусная, но еще и прошибала так, что это помогало прочистить пазухи носа.

Иногда в нас просыпалось страстное желание получить что-нибудь особенное, скажем, арахисовое масло или сэндвич с джемом. На борту станции нет хлеба — крошки могли бы доставить серьезные неприятности. Мы ели специально упакованные не плесневеющие лепешки. Время от времени мы организовывали особую трапезу — например, в апреле у нас был завтрак в честь завершения работы российских космонавтов в открытом космосе. На завтрак были вафли, кленовый сироп — необычное меню для русских, — сыр «Бри», фруктовый коктейль и сушеная земляника. Мы все вшестером надолго задержались за столом в то воскресное утро, паря в отсеке, похожем из-за отсутствия окон на комнату звукозаписывающей студии, пили одну чашку настоящего кофе за другой, разговаривали, смеялись и чувствовали себя самыми счастливыми людьми не на Земле.