Румбо
Шрифт:
— Так, ну, достаточно, — Ефим Тимофеевич нажал клавишу Esc и аккуратно прикрыл нотбук, — пойдемте-ка сейчас на мясокомбинат, а услышанное по дороге обсудим.
— Как скажете, — отложил банку с икрой Лёха.
Нерест встал и задействовал механизм, раскрывающий двери.
Втроём они вышли на известняковую тропинку, терявшуюся в зарослях хвоща. Огромные насекомые сидели на хвоще. Ефим Тимофеевич брезгливо поморщился:
— Сколько раз просил вас навести здесь порядок… почему жуки эти, почему сколопендры?
Нерест затряс головой, а Лёха молвил:
— Они плодятся быстрее, чем мы ссым. Сладу с ними, в натуре, нету…
— Что за похабщина опять… знаешь что, Лёха, надоел ты мне… мне с тобою плохо! — Срифмовав таким макаром, Ефим Тимофеевич стал пританцовывать, словно не в силах
— Все эти бесконечные мысли вслух… эти разговорчики беспонтовые… кто о чем… Лёха… одно имя чего стоит… красноречиво свидетельствует. Вот, ты, Нерест, другое дело. Ты — из благородных. Не простой мутант какой-нибудь. Ты — мутант без лица. Своего рода воплощение немого правосудия, хе-хе-хе… Эдакое усреднение. Грубая работа палача… а задумка-то была какая смелая. Я на кулачках с боксером, называется. Ну, как настроение теперь поменялось? Изменкой повеяло? Заблуждаетесь. Не на таких напали! Я — Куромот Куровормот Куровятный, и я желаю знать, куда двинуты мои батальоны! Я желаю напалма и радости. Во мне есть гордость, но это — гордость слепца. И мысли мои — в утешение. Слепцу в утешение. Старый слепец поднадрочил залупец… песня такая… И кто кого в итоге возненавидит? Кому бич, а кому — забрало? Кого взметнуло, а кого-то и забрало… Отчего у русских такой обычай: дарить своим женщинам холодильники? Или не греют их женщины? Отчего я плету эту чушь, вместо того, чтобы гибнуть на баррикадах? Куда там… чтобы выйти на баррикады, нужно быть отмороженным… нужно презирать смерть, а не заигрывать с ней, дроча пиписку. Нужно жадно вдыхать, и выдыхать — еще жаднее! Нужна молодость, сила, задор. И никаких наркотиков! Всё на трезвую, чистую, просветленную голову… до замирания сердца, по-настоящему: с булыжником на пулемёт. Слабо? А… вот и мне давно слабо. И я это чую. Но боюсь себе в этом признаться. Я б никогда не смог как он — барахтаться в Сиреневой Пыли. Я б сразу сдох от панического удушья. И при этом нагадил бы в штаны… А он — голый, с лестницей, бесстрашно преодолел шесть смертельных дистанций, включая растворение заживо… Смог бы ты хоть секунду существовать под таким прессом? Если задумываешься над этим — значит, сомневаешься. А раз сомневаешься — не сможешь. Так устроена жизнь: может — только не сомневающийся. Тот, у кого воля пряма как луч. Такими рождаются, понимаешь? Это специальная селекция. Ты можешь понимать это, но ты не можешь стать таким. Никакой компьютер не заменит хорошего удара в морду. И если ты вставляешь в человека хуй, помни, что этот человек тоже будет стремиться тебя выебать. Так устроена жизнь, дорогой мой Нерест. Нерест… какое звучное имя. Сразу чудится икра, вспоротые брюха рыб, чешуя на зубах, матросы… Ты матрос, Нерест?
Они миновали ажурные ворота из влажных костей млекопитающих.
Нерест мотнул головой.
— Чего головой своей трясёшь? Матрос — это из души, понимаешь? Матрос всегда на корабле. Он не боится утонуть: ему это по хую. Это само собой разумеется, думает матрос, натягивая канаты. (Плюх!.. — и все дела.) А представь себе теперь, что с нами будет, если мы и дальше останемся на этом пути? Всё, что сейчас плохо — усилится, потому что старость и смерть подойдут вплотную. И надо иметь волю, сконцентрированную как луч, чтобы воспротивиться этому. Надо быть несгибаемым. Надо быть неистребимым. Неистр-ебимым, да. Как таракан. Тараканы выживут. Вон, погляди на хвощ! Сколько их тут, красавцев, бля! Никакой яд не берет их! Так станем же, коллеги, тараканами!!
С этими словами Ефим Тимофеевич, снял пиджак, отстегнул кобуру и присел, скособочившись. Также точно вслед за ним поступили и Лёха с Нерестом.
Непонятный свист повис в воздухе.
Можно было подумать, что это свистит в ушах…
И вскоре Ефим Тимофеевич, Лёха и Нерест стали стремительно уменьшаться, уплотняться, утараканиваться… и утараканились в трёх тараканов.
Пошевелили усами и скрылись в хвоще.
…Хвощ — это вход в мою голову… — подумал Румбо, перемещаясь вдоль стены темницы, и теперь мне жизненно необходимо этот вход закрыть. Иначе эти звери порвут меня. Порвут мой разум на части. Разобьют, как говорится, душу. Как бутылку пива: шмяк — и только пена прошипела. Но я-то хуле здесь делаю? Если над этим как следует задуматься, хорошо не станет. А в моем состоянии задумываться над этим означает: прийти к суицидальным поползновениям… а это уже болезнь. Но как быть, если все вокруг больны? Если ты — лишь хрип повешенного, прервавшийся через мгновенье? Как принять такую судьбу? Кто на это осмелится? Посмотреть в глаза Смерти и сказать: ну, здравствуй, красавица… гульнем напоследок? Попутешествуем по миру, зажжём, как говорится… ну, в последний разочек… самой, небось, давно хочется, а ты стоишь тут с косой, проход загораживаешь… вместо того, чтобы валить со всеми на Праздник Жизни! Ты чего такая невеселая, Смерть? Мы — же продвинутые люди, современное общество… венцы творения, и всё такое… посмотри на наши крутые тачки. Посмотри, как мы живем, сладко посасывая блага цивилизации, заработанные рабским горбом и солдатским мясом. Повеселись с нами на танцполе, позажигай хоть пару часиков!.. Они думают, что она откликнется? Думают, что съедут на базаре? Воистину, дороже всего нам стоят иллюзии. Многие до конца жизни не могут с ними расстаться, то того привязались. Иллюзии — они как домашние животные. Когда подыхает — ужасно жалко. А что делать? Приходится хоронить и заводить новую.
Нет, в самом деле, лучше повеситься… только на чем? Веревки здесь нет, а я голый. И волос не надергаешь, чтобы веревку сплести. Может, как японский разведчик — откусить себе язык и помереть от потери крови? Интересно, смогу ли я откусить себе язык? Вряд ли. Хотя, с другой стороны, 9 секунд продержался… — Румбо потрогал пальцем ожог, — ну, а что больнее: 9 секунд руку жечь — или отгрызть язычаро? А нажму-ка я напоследок 2 кнопки вместе: авось, повезет?
Прогулка по кладбищу
Он не сразу сообразил, что к чему.
"Понимание приходит с опытом": Ctrl-Alt-Del
Всё оказалось просто: нажать две кнопки сразу — чтобы Адскую машину переклинило. Как он только раньше не додумался??..
<Мир померк, пошла перезагрузка>
27 26 25 24 23 22 21 20 19 18 17 16 15 14 13 12 11 10 9 8 6 5 4 3 2 1… хоп!
…и Румбо вынесло обратно к моменту, когда они с 3оей остались вдвоем в Красной Комнате.
— Но… — девушка испуганно побледнела, — я никогда не выходила из Красной Комнаты… я не знаю, что там, в том мире за дверью.
— Брось! Ты же сама вытащила меня из проруби! Разве забыла? Это ведь было у озера в лесу, а не здесь (— deja-vu! — подумал 6659671, — вовремя сохранился?..)
— Ты не понимаешь… — 3оя вытерла промежность халатом, — Красная Комната не кончается за порогом. Она всегда с тобой. Ты хочешь выйти из неё, и забрать меня с собой? А готов ли ты к тому, встретишь за дверью? Что если нам придется расстаться? Может, лучше останемся здесь, вдвоем, — и будем жить в любви и согласии? Возможно, у нас будут дети… — с нежной улыбкой она повертела ручкой мясорубки.
— Возможно… — задумался 6659671, — но ты не беспокойся: дети нам не помешают. Мы не по-детски взбодрим их смешными упражнениями с гантелями и скакалкой.
— Мда… детей тебе доверять нельзя… уморишь! — констатировала 3оя, швыряя мясорубкой в люстру.
Та лопнула, словно ёлочный шар.
Сыпануло осколками.
Вязкая темень упала как занавес.
— Ёкарный бабай… — 6659671 осторожно провел ладонью по темени и вынул два продолговатых стёклышка.
Тишина.
Слышно стук своего сердца.
бам… бам… бам… бам…
Нервы… нервы… совсем расшатались — скоро превратишься в дряхлого гипертоника…
Нет, не сдаваться: действовать! Во что бы то ни стало, без смысла, без надежд, без веры: стоять и сражаться, пока есть под ногами опора.
На ощупь он двинулся вдоль стены…
Он узнавал свою камеру. Ну да: вот угол, где он стоял, а вот эти кнопки, которые…
…3оя?..
— 6659671, ты где? Я тебя не вижу!
— Я здесь, 3оя! Мы в темнице… в тюрьме! В заточении!!
— Ты чего гонишь? Попустись… — щеколда лязгнула, дверь отворилась, свет хлынул.
— Айда лучше на воздух… погуляем по кладбищу. Покажу тебе, где похоронен мой дедушка, а если вдохновение позволит — и бабушка… — девушка накинула халат, вставила в остроносые сабо босые подошвы и вышла, словно на подиум.
Спотыкаясь, 6659671 последовал.
Пейзаж вокруг напоминал мрачную пустыню: столбы ядовитого дыма в небе; то там, то сям разбросаны ржавые обломки механизмов.
— 3ой, а мы где? — оторопело оглядывался 6659671, — Это что, тоже Красная Комната?