Румбо
Шрифт:
— Ну, это все видели — в газетах были фотки — где там лежат они… — пригубила коньяк Кравподжузо. — Я думала, вы ещё чего — нибудь такое расскажете… ну, с чего всё началось — то… почему он мочить их начал.
— Всё точно как было — только что тебе рассказали, — Митя попросил еще водки.
— Я не знаю, конечно, как и что, — Валера отрезал кончик сигары и чиркнул спичкой, — но одно могу сказать вам точно: тот, кто вылез из проруби, он только с виду был похож на Костю… но это уже не Костик был, это точно.
Некоторое время они
— А есть такая тема, что грохнули менты Костика, — объявил, наконец, Женя, отодвинув тарелку.
— Это кто сказал? — встрепенулся Валера, — ты отвечай за базар-то… они его на Элеваторной выследили, и перестрелка там была. И он ушел. Через стройку. Объявлен в розыск.
— В газете написали, — Кравподжузо сняла туфли, — что Костик был наркоман и фашист. Черт знает что из нормального парня сделали. И никто не написал, что он по математике все олимпиады выигрывал, и как он первенство по району в «охоту на лис» взял… и за Клуб всегда выступал, это все знают. И бухал, кстати, очень мало.
— Это точно, — кивнул Митя, — Костян редко когда литр на двоих-то выпивал… по праздникам. И достойно себя вёл. Как мужчина.
— А там писали, что он в пьяном виде угрожал Худайбердыеву, и что был садист и терзал жену… это Маринку он что ли терзал? да он ей ноги лизал, все это знают… как она одета была всегда благодаря ему… все ж знают — зачем же так подло врать? — возмутилась Кравподжузо.
— Да, вам в газетах и по телевизору еще не то расскажут, — разлил Валера, — развесите уши, а потом как зомби… Костик, между прочим, никогда бы никого в беде не бросил, и никакой гадости ни про кого за спиной не говорил…
— Да, парень он молодой был, борзый… но вместе с тем, скромный, — вынул из носа козявку Женя, — то есть, дерзкий, вообще… но в меру. Воспитанный мальчик, одним словом.
— Что вы всё «был, был»… Костян живой! — поднял рюмку Митя.
Они выпили.
— Говорю вам, — постучал по столу стопкой Женя, — у Наташки брат в прокуратуре работает!
— И чё?
— И чё… не ушел Костя через стройку. Он там в строительном вагончике сховался и стал отстреливаться. А мусора вагончик окружили — и гранату в окошко. И там внутри, видно, краска была, или еще чего горючее… короче, полыхнуло. Выгорело всё на хер. Сгорел Костян, одним словом…
— Это тебе Наташкин брат сказал? — поддел огурец Митя.
— Он Наташке сказал. А она — мне. И еще Мондурбласт об этом знает, — отозвался Женя. — Костя погиб. Но менты об этом говорить не спешат, потому что хотят понять, какое в народе настроение. И не выгоднее ли поддерживать слух о том, что Костя жив — покуда настроения у народа неоднозначные…
— Вон оно что, — скривился Митя, — Ну-ну, стратеги, бля, хреновы… глядите, сами себя не обманите.
— Я вам вот что скажу, — Валера повысил голос и разлил, — жив или нет — не наше дело. То, что сейчас живо — если живо — это уже не Костя, повторяю вам. И если даже это существо мертво, я не уверен, что оно безопасно. — он взял свою стопку, обвёл всех вдумчивым взглядом, — Тот Костя, которого мы с вами знали, увы, утонул в проруби. Так что давайте помянем парня и помолчим.
Выпили, не чокаясь.
Бармен включил Sepultur’у.
Румбо II
Обрыв в цепи
Ресторан покинули изрядно навеселе.
Женя встал у обочины голосовать, Митя завел двигатель:
— Подбросить?
Валера кивнул, подошел к машине: высокий, тощий; кожаный плащ и черная водолазка.
— А меня возьмёте? — потянулась Кравподжузо.
— Ты с Жиндосом езжай, — отмахнулся тот, усаживаясь.
Женя базарил с водителем притормозившей «0ки».
Кравподжузо показала язык, достала мобильный.
— Ты как, не сильно бухой? Рулить могёшь?
— Не ссы… — Митя лихо вывернул через две сплошных и устремился к зелёному светофору.
— Ты тогда рули аккуратней…
— Да не ссы. Скажи лучше, вкурил ты, что Жека сейчас там прогнал? Насчет Костика?
— Что типа он в бытовке сгорел, при перестрелке? Ну, я сам что-то в этом роде слышал… Но мы ж с тобой в тот вечер, ты помнишь… — Валера многозначительно умолк.
— Помню… как же не помнить… такое на всю жизнь запоминается.
Некоторое время они молчали. Митя выехал к вокзалу. Валера закурил:
— Но мы с тобой, Митюх, не первый год знаем друг друга… И Костян нам был братуха по жизни… И он, конечно, того… в смысле, чердак сорвало, но очень помог нам своим этим… приступом… Клуб теперь наш, считай. На все 100.
— Приступ ярости, — кивнул Митя, — он как берсеркер, бля, их всех похуячил… Амок.
— Езжай не так быстро, слышь!
— Да не ссы… слушай, а давай сейчас туда заскочим, посмотрим…
— Куда?
— Ну, к нам на Элеваторную… зайдем туда на стройплощадку и посмотрим, что там за пожар был такой…
— Да с тех пор уж почти месяц прошёл, ты чё…
— Месяц, не месяц… прошёл, не прошёл… Давай, это быстро: я дорогу короткую знаю! — из 2-го ряда Митя вывернул руль на Краснокосмическую.
Вслед ему матюгнулся гудком синий Golf.
— Бля, урод, щас чуть аварию не сделал… и мы бы были виноваты, что не пропустил…
— Да он, сука, едет там… ползет как черепаха…
— Осторожней езжай, или давай я поведу.
— Ладно, всё… хорош грузить. Я еду. — Митя шлёпнул ладонями по рулевому колесу. Машина вильнула.
— Смотри только, как бы нам не отъехать с такой ездой…
— Ага… и воскреснуть, как Костик… и ходить пугать всех ожогами разными… и мочить, мочить всех без разбору… мочить!
— Попустись, братуха… в натуре, говорю, попустись. Ты кроме водки еще пил чего-нибудь?
— Два пива. И еще в туалете мне Макарыч паровоз пустил…
— Ого, сука… и как его дурь?