Румянцев-Задунайский
Шрифт:
При сложившейся ситуации правильным решением могло быть одно — обеим русским армиям, не мешкая, сомкнуть фланги, установить между собой тесное взаимодействие. Румянцеву это было ясно так же, как и то, что в данной обстановке следует действовать быстро и решительно. Полагая, что это понятно и командующему первой армией, а князь Голицын не мог этого не понять, Румянцев с главными силами поспешил к Бугу с тем, чтобы, закрепившись на этом рубеже, остановить наступление визиря, не пускать его дальше, пока не подойдут главные силы Голицына.
Князь не стал сидеть в своем лагере, выступил тоже. Но логике вопреки он взял направление не к Бугу, а на Каменец-Подольск, к польской
Возмущенный Румянцев направил князю резкое письмо. «Вы, — писал он, — впущаете вступать в наши границы, сберегая от нашествия токмо польские, и открываете дорогу по вашему отступлению к Каменцу, или к окружению себя, или, что он, в середине между нашими армиями став, удобность получит, может пресекти взаимное сообщение».
Голицын поспешил успокоить вспыльчивого шурина: дескать, свои действия он предпринимает исходя из решений военного совета и что марш к Каменец-Подольску предпринят для того только, чтобы… удержать войска Хотинского гарнизона от перехода за Днестр. Он заверил, что не намерен удаляться далеко и в случае необходимости сможет быстро вернуться назад.
Румянцев написал князю новое письмо, на этот раз более спокойное. Он старался убедить его, что переход Днестра выше Хотина не даст ему никаких преимуществ. «…Перейдя выше Хотина Днестр, найдете, может быть, вблизи оного корпус, который, авантажной позицией пользуясь, вас ежедневно амюзировать [26] будет. Вреда, конечно, вам нанести не может, но время будет потеряно, тыл ваш станет открыт, переход труден, запасы съестные и военные, кои вы во множестве на сей стороне оставляете, подвергнутся опасности…»
26
Амюзировать — занимать, отвлекать, сковывать.
И опять вежливый ответ, опять те же уверения в готовности главной армии оказать ему, Румянцеву, любое содействие, которое понадобится в противоборстве с неприятелем.
Румянцев успокоился, но, как потом оказалось, напрасно. Князь просто-напросто водил его за нос. Он и не думал оказывать ему содействия. Он отказался даже дать подкрепление, которое тот просил. Князю было просто не до него. Он снова осадил Хотин, намереваясь взять крепость если не силой, то голодом.
Убедившись, что соединения армий для генерального сражения не произойдет, Румянцев вернулся к прежней тактике — «теребить» противника силами легких войск, совершать глубокие рейды, угрожать его тылам, пугать возможностью нападения. Один отряд его действовал в направлении Дубоссар, другой — против крепости Бендеры. Запорожские казаки получили задание совершить рейд на Очаков. Об их походе рассказывали потом во всех войсках. Приблизившись к крепости, они дали решительный бой выступившему навстречу противнику, уложили на поле до двухсот турецких солдат, захватили восемь знамен. Остатки разбитого ими войска укрылись за стенами крепости и уже не решались на вылазки. Поиск на Очаков навел на Молдаванчи-пашу такой страх, что он спешно послал гонцов к султану с просьбой ускорить отправку подкреплений.
Голицын делал вид, что радуется успехам Румянцева. Писал поздравительные письма, «дружески советовал» ему идти на Рябую Могилу. Князь считал, что Румянцев может разгромить собравшегося там противника силами одной лишь своей конницы. «У Рябой Могилы, — вкрадчиво писал он, — неприятельского конного и пешего войска насчитывается не более сорока тысяч человек, а пушек только тридцать больших, да две чрезвычайной величины…» Он советовал не упустить случая покрыть себя славой победителя.
К великому огорчению князя, Румянцев не смог оценить его «мудрого» совета. Он отвечал, что уж если сам князь со своей многочисленной армией предпринять ничего не может, то посылка конницы к Рябой Могиле против сорокатысячного противника дело вовсе безрассудное.
Топтание русских армий на месте, отсутствие с их стороны победных реляций — все это вызывало в Петербурге глухое раздражение. Князь Голицын, как командующий главной армией, не оправдал возлагавшиеся на него надежды, и, желая поправить положение, императрица не придумала ничего другого, как сделать перестановки среди военных чинов: главная армия перешла под начальствование Румянцева, командующим второй армией стал генерал-аншеф граф Петр Панин. Что до князя Голицына, то он был отозван в Петербург.
Глава III
Екатерина
…Девять часов. Время приема докладов. Екатерина возвращается в спальню. Доклады сановников она обычно выслушивает здесь, в этой самой любимой комнате. Наиболее близких людей она принимает даже сидя за туалетным столиком, когда ей расчесывают волосы или творят над ней еще что-то, связанное с туалетом.
Сегодня первым на приеме обер-полицмейстер. Его доклад касается издателя журнала «Трутень» Николая Новикова. Зело дерзостный господин. Перо его что жало змеи. Все ему не нравится, все готов обругать.
— Если, ваше величество, дозволите, — говорил обер-полицмейстер, — могу показать одно из его мерзостных сочинений. Вот. — И обер-полицмейстер начал читать вслух: — «Змеян, человек неосновательный, ездя по городу, наедаеся, кричит и увещевает, чтоб всякий помещик, ежели хорошо услужен быть хочет, был тираном своим служителям, чтоб не прощал им ни малейшей слабости; чтоб они и взора его боялись; чтоб они были голодны, наги и босы и чтоб одна жестокость содержала сих зверей в порядке и послушании…» Осмелюсь заметить, ваше величество, — положив журнал на краешек стола, выпрямился обер-полицмейстер, — за такие дерзостные суждения Сибири мало.
Екатерина в ответ только улыбнулась. Нет, такую жестокость она себе не позволит. Бог дал ей доброе сердце. Она никого не станет ссылать в Сибирь за убеждения, если даже сии убеждения против нее будут. Тирании не место в просвещенном государстве. Что до господина Новикова, то сочинения его можно подвергнуть осмеянию в журнале «Всякая всячина». Впрочем, она, императрица, не видит в только что прочитанном сочинении ничего страшного. Она сама за то, чтобы чинить злой смех над помещиками, кои дозволяют себе жестоко обращаться с крепостными.
— Благодарю за службу, — сказала государыня. — Я сама займусь господином сочинителем.
Обер-полицмейстер низко поклонился, но не сдвинулся с места.
— У вас есть еще что-то?
На лице высокопоставленного чиновника выступила испарина. Да, у него есть еще одно дело, но дело то зело деликатное. Касается важной личности, а именно графа Григория Орлова. Сиятельнейший граф имел неосторожность соблазнить дочь знатного вельможи, и сей вельможа нынче в великом гневе.
Екатерина помрачнела. С Григорием Орловым уже не раз случалось такое. Когда-то он клялся, что принадлежит только ей. Но клятва оказалась обманом. Граф тайным образом продолжал встречаться с прежней любовницей Еленой Куракиной, а когда та умерла, стал искать других любовниц.