Румянцев-Задунайский
Шрифт:
Армия шла тремя колоннами. Желая проверить, как выглядят войска на марше, Румянцев обгонял колонны, выбирал место у дороги и устраивал смотр.
Состояние войск не вызывало восторга. Правда, дисциплина, четкий строй, добрая выправка солдат свидетельствовали, что время зимней учебы не прошло даром. Однако некоторые батальоны оставались недоукомплектованными. Румянцев надеялся пополнить их за счет рекрутов, прибытие которых ожидалось еще зимой, но пронадеялся: пять тысяч человек, набранных в центральных российских губерниях, находились еще где-то в пути. Не радовало и состояние амуниции. Солдатская одежда
В одной из колонн солдаты шли с брусьями и жердями на плечах. Заметно уставшие, тащились кое-как. Ни ровности в рядах, ни дистанции между ротами. Не строй, а толпа.
Выехав на середину дороги, Румянцев остановил колонну. К нему тотчас подъехал молодой щеголеватый офицер:
— Подполковник князь Меньшиков.
— Что сие значит, князь? — строго спросил Румянцев.
Офицер решил, что главнокомандующий разгневался из-за нарушения солдатами строя, и стал жаловаться на трудности марша. Румянцев рассвирепел:
— Меня не интересуют трудности, испытываемые вашим высокородием. Я спрашиваю, почему солдаты превращены в носильщиков?
— Не хватает повозок, ваше сиятельство, — ни жив ни мертв отвечал князь.
— Разве не знаете приказа бросить рогатки?
Подполковник отвечал, что вступил в должность недавно и с сим ордером еще не успел ознакомиться. Румянцев вспомнил, что такого ордера он вообще не писал, о необходимости отказаться от рогаток говорил на военных советах и учениях. Князь Меньшиков, как новоприбывший офицер, этого, конечно, мог и не знать. А вообще-то должен был сориентироваться. Другие-то идут без рогаток!
Румянцев с трудом сдержал себя от новой вспышки гнева. Все-таки он, главнокомандующий, поспешил, назначив этого мальчишку командиром батальона. Не устоял перед просьбой графа Салтыкова. Старый фельдмаршал рекомендовал его как храброго офицера, уверял, что «по смышлености» зело похож на своего знаменитого деда. «Смышлен, а в таком простом деле споткнулся», — подумал Румянцев.
Он проехал вдоль колонны, выбрал место, откуда его могли видеть и слышать все, и громко заговорил:
— Солдаты! Вы тратите силы на эти брусья вместо того, чтобы сберечь силы для схватки с врагом. Не понадобятся они вам, если даже и донесете до места. Рогатки — суть обороны, а мы идем наступать. Не рогатки, а огонь и штык защита ваша!
По колонне пронесся одобрительный гул.
— Прикажите сбросить сей хлам на обочину, — сказал Румянцев Меньшикову и, тронув коня, направился на свой «наблюдательный пункт». Смотр войск продолжался.
Двенадцатого мая Румянцев, обогнав марширующие колонны, прибыл в Хотин. У ворот крепости его встретил комендант генерал-майор Вейсман. Доложив о состоянии гарнизона крепости, комендант пригласил главнокомандующего и его свиту на обед.
Вейсман был родом из Прибалтики, немец по национальности. Но он был не из тех немцев, которые с высокомерием смотрели на «русских Иванов». Он любил все русское, называл себя русским солдатом. Что касается служивших под его началом солдат, то они были уверены, что их генерал из самых коренных русских, только с «попорченной» фамилией. Уважали они своего генерала. Вейсман был прост и общителен, в боях за чужие спины не прятался.
Обед, устроенный Вейсманом, получился на славу. Немецкий шнапс, русская водка, молдавские вина, дичь, фрукты — все было на столе.
Когда было испито несколько тостов и за столом установился негромкий, но устойчивый хмельной шумок, Вейсман как бы между прочим спросил главнокомандующего, каких приказов следует ожидать ему от его сиятельства в связи с выступлением армии. Румянцев понимающе улыбнулся:
— Приказы будут даны после получения нами новых сведений о противнике от господина Штофельна. Пока же, — Румянцев помедлил, хитровато посмотрев на Вейсмана, — могу известить об одном: комендантом Хотинского гарнизона назначается полковник Азовского полка господин Шталь. Вашему превосходительству придется перейти в армию, поближе к горячему делу.
Румянцев попросил холодной воды, которую не догадались поставить на стол, выпил почти полный бокал, после чего, поблагодарив хлебосольного хозяина за обед, изъявил желание отдохнуть.
— Вашему сиятельству подготовлен лучший дом в крепости, — сказал комендант. — Если дозволите, я провожу вас.
И он суетливо принялся отодвигать стулья, освобождая дорогу высокочтимому гостю.
После званого обеда Вейсман долго мучился догадками: к какому такому горячему делу желает пристроить его главнокомандующий? Назначит командиром бригады? Или, быть может, его сиятельству угодно держать его, Вейсмана, при себе дежурным генералом?
На следующий день он направился к главнокомандующему за ордером о передаче гарнизона крепости новому коменданту. Однако Румянцев его не принял. Он вообще никого не принимал. Адъютант объяснил, что его сиятельство занят и что, если господин комендант ему понадобится, за ним пошлют человека.
Вейсману пришлось ждать вызова три дня. Его вызвали на военный совет вместе с другими генералами.
Военный совет проходил в помещении, отведенном под канцелярию главнокомандующего. Румянцев выглядел свежим, отоспавшимся.
— Господа генералы, — сказал он, как только собравшиеся расселись по местам, — я созвал вас ознакомиться с расписанием по войскам и обсудить образ дальнейших действий.
По новому расписанию армия делилась на три дивизии, не считая корпуса генерал-поручика Эссена, действовавшего в Польше. В первую дивизию под командованием генерала Олица зачислялись восемь полков пехоты, батальон гренадер и батальон егерей. Под начало генерала Племянникова, командовавшего второй дивизией, выделялось пять пехотных полков, четыре батальона гренадер. Состав третьей дивизии, вверенной генералу Брюсу: четыре пехотных полка и столько же батальонов гренадер. Вейсман назначался командиром бригады в дивизию Племянникова.
Расписание по дивизиям и бригадам читал генерал-квартирмейстер Боур. Умный и вместе с тем скромный военачальник. Его знал и высоко ценил сам прусский король Фридрих II, у которого во время Семилетней войны служил в чине генерал-майора. Направляя его на должность генерал-квартирмейстера, военная коллегия рассчитывала тем самым внедрить в штабную работу армии «немецкую аккуратность», свойственную штабам прусских войск. Однако Румянцев имел на сей счет другие виды, которые до поры до времени никому не выдавал.