Русь богатырская. Героический век
Шрифт:
Архонтисса Ольга. Восходящая к XI веку «Похвала княгине Олге» говорит с удивлением о ней: «…телом жена сущи, мужеску мудрость имеющи»; в «Повести временных лет» сказано, что она «мудрейши всех человек». Но, судя по делам Ольги, она обладала не только мудростью, но и поистине не женской властной волей и отвагой
Эту точку зрения поддержал ряд видных историков. Вместе с тем ее оспорил в нескольких статьях А. В. Назаренко [90] оговорив, правда, что он не опровергает вывод Г. Г. Литаврина, а лишь выражает определенные сомнения, опираясь при этом на различные детали исторических источников.
90
Назаренко А. В.
Можно согласиться с тем, что вывод Г. Г. Литаврина не обладает стопроцентной достоверностью, но, если исходить из общей исторической ситуации того времени, он все же гораздо более достоверен, чем датировка посольства Ольги 957-м годом.
Во-первых, предшествующий византийский император Роман Лакапин, заключивший летом 944 года договор с Игорем, был 16 декабря того же года отстранен от власти, и примерно тогда же погиб его «содоговорник» Игорь. Естественно, что и Ольга, и занявший место Романа император Константин Багрянородный должны были, не откладывая, осуществить подтверждение заключенного их предшественниками договора.
Далее, точно известно, что уже в 949 году большой отряд русских воинов участвовал в войне Константина Багрянородного с арабами, а это, надо полагать, подразумевало состоявшееся ранее «перезаключение» договора 944 года (где военная помощь Руси была предусмотрена). В византийской хронике Скилицы, между прочим, сказано, что «жена… русского архонта (то есть князя Игоря. — В. К.), когда умер ее муж, прибыла в Константинополь»; естественно полагать, что приезд Ольги имел место непосредственно после гибели Игоря, а не почти полтора десятилетия спустя.
Наконец, уже в 954 году (то есть опять-таки до 957 года) Русь предстает в арабских источниках в качестве самого важного союзника Византии. Так, знаменитый арабский поэт ал-Мутаннаби (915–965) непосредственно после первой — неудачной — битвы византийцев (совместно с русскими) и арабов у крепости ал-Хадас 30 октября 954 года писал, что напрасно, мол, «ар-Рум и ар-Рус» (то есть Русь и Византия — Ромейское царство) надеются победить арабское войско. В. М. Бейлис заметил по этому поводу: «Здесь впервые мы видим употребление рядом терминов „Рус“ и „Рум“ (впоследствии это часто встречается в восточной литературе при изображении двух мощных военных сил, являющихся наиболее опасными врагами мусульман)» [91] .
91
Бейлис В. М. Ал-Масуди о русско-византийских отношениях в 50-х годах X в. // Международные связи России до XVIII века. М., 1961. С. 30.
Золотой солид Константина Багрянородного. Уже в 949 году большой отряд русских воинов участвовал в войне Византии с арабами
Поскольку эти сведения относятся к 954 году, естественно заключить, что приезд Ольги в Константинополь состоялся не в 957-м, а еще в 946 году, ибо едва ли то военное единство Византии и Руси, о котором свидетельствуют арабские источники, сложилось без прямых переговоров Ольги и Константина Багрянородного.
В составленном при непосредственном участии Константина трактате «О церемониях» так рассказано о первом приеме Ольги: «…когда василевс (император Константин) с августой (императрицей Еленой) и его багрянородными детьми уселись… была позвана архонтисса (княгиня Ольга). Сев по повелению василевса, она беседовала с ним, сколько пожелала. В тот же самый день состоялся клиторий (торжественный обед)… Архонтисса, наклонив немного голову, села к апокопту (императорскому столу)».
Видный историк Византии и Руси эмигрант Г. А. Острогорский (1902–1976) писал о цитируемом тексте: «Значение этих подробностей станет ясно, если иметь в виду исключительную важность, приписывающуюся им правилами византийского церемониала. Право сидеть в присутствии императора считалось чрезвычайной привилегией… По общему правилу каждый, предстающий перед императором… падал перед ним ниц…» Ольга же «ограничилась тем, что слегка наклонила голову», а «после официальных приемов… встречалась с императором Константином Багрянородным и императрицей Еленой, можно почти сказать, запросто» [92] .
92
Острогорский Г. Византия и киевская княгиня Ольга // То Ноnоr Rоmаn Jakobson. Еssауs оn thе Оссаsiоns оf his sеvеntieth Вirthday. 1967. Vol. II. P. 1469–1471.
Прием княгини Ольги в Царьграде императором Константином Багрянородным. Миниатюра из Радзивилловской летописи. Ольга продолжала политическую линию Игоря, стремясь всемерно укреплять и расширять союз с Византийской империей. Она прибыла в Константинополь с внушительным (более ста пятидесяти человек) посольством
При этом необходимо учитывать, что Константин вовсе не был «русофилом»; известный историк А. Н. Сахаров, автор труда «Дипломатия Древней Руси», справедливо говорит (исходя из рассуждений Константина в его трактате «Об управлении Империей»), что император являл собой, напротив, «русофоба» [93] . В то же время А. Н. Сахаров всецело соглашается с процитированными суждениями Г. А. Острогорского.
93
Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. IX — первая половина X в. М., 1980. С. 266.
Чем же объясняются высокие почести, оказанные Ольге? А. Н. Сахаров дает вполне убедительный ответ на этот вопрос: «Русь была нужна (вернее, необходима. — В. К.) Византии как противовес в борьбе с Хазарией… а также как поставщик союзных войск в противоборстве с арабами» [94] .
Отношения Византийской империи с Хазарским каганатом в 940–950-х годах действительно были крайне враждебными: так, в своем трактате «Об управлении империей» (948–952 гг.) Константин, характеризуя соседствующие с Империей государства и народы, главу о Каганате озаглавил весьма выразительно: «О Хазарин, как нужно и чьими силами воевать с нею» [95] , — то есть Каганат представал в его мировосприятии в качестве врага, как говорится, по определению.
94
Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. IX — первая половина X в. М., 1980. С. 273
95
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 51.
Вместе с тем между Ольгой и Константином были, несомненно, определенные несогласия. Так, по убеждению ряда историков, Ольга преследовала цель обручить Святослава с представительницей византийской императорской семьи (скорее всего, с младшей из пяти дочерей Константина — Анной). Этот «сюжет» в «преображенном» виде явлен, как полагают, в летописном рассказе о якобы прозвучавшем предложении Константина обручиться с самой Ольгой (рассказе, конечно, несообразном, поскольку у императора была супруга Елена, о чем летопись умалчивает).
По догадке видного историка В. Т. Пашуто [96] поддержанной А. Н. Сахаровым, Ольга прибыла в Константинополь вместе с отроком-сыном Святославом; ведь в византийских протоколах о приеме Ольги фигурирует ее «анепсий», что означает «кровный родственник», который занимает второе место после Ольги в иерархии посольства. Тот факт, что Святослав едва ли еще достиг даже и десятилетнего возраста, вовсе не исключает замысел сватовства, поскольку решения о династических браках принимались нередко задолго до достижения женихом и невестой брачного возраста. А «инкогнито» Святослава, вполне вероятно, было продиктовано нежеланием объявить о его присутствии в посольстве ранее договоренности о будущем браке.
96
Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 67.