Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного
Шрифт:
Обстановка для ливонцев складывалась крайне неудачно. Конный отряд княжеских гридней, поддержанный конницей псковичей, разметал полусонные отряды боевого охранения и, перемалывая все на своем пути, устремился к шатру ландмейстера, который возвышался над остальным лагерем. За всадниками валом валили псковские пешие ратники, прикрываясь большими миндалевидными и круглыми щитами; они буквально втаптывали в землю ливонскую пехоту, которая никак не могла построиться в боевые порядки. Тысячи безоружных людей метались среди шатров и палаток, не слушая приказов командиров и только мешая тем, кто успел вооружиться и спешил встретить с оружием в руках русскую атаку.
Но самым страшным для рыцарей было то, что высыпавшие из городских ворот
Но и Довмонт не ослеп в битве, он видел, как враг собирает свои силы в кулак для решительной атаки. Нужно было их опередить. Но не получилось. Среди рыцарей креста было достаточно опытных бойцов, прошедших огонь и воду, леса и реки, не раз и не два ливших как свою, так и чужую кровь. Время на то, чтобы собраться под знаменем магистра, им было достаточно. Однако его было недостаточно, чтобы построиться в боевой порядок и на равных противостоять катившейся на них вражеской лавине. Рыцарским коням необходимо взять разгон. Магистр, понимая, что на большее времени уже нет, дал сигнал к атаке и лично повел в бой тех рыцарей, которые успели собраться под его знаменем. Шлем фон Лютенберг так и не надел, голова его была защищена обыкновенным кольчужным капюшоном – койфом.
Так толком и не разогнавшись, рыцари ударили в лоб дружине Довмонта, задержав ее продвижение. Как это и бывает в конной сшибке, общая схватка разбилась на множество мелких поединков, и пошла рубка среди поваленных шатров и втоптанных в землю палаток. Противники били друг друга боевыми топорами и кистенями, палицами и шестоперами, рубили длинными мечами. Победа клонилась то в одну, то в другую сторону, но к орденским братьям подходили подкрепления, и они стали теснить русских. Начал сказываться численный перевес. Довмонт хотел уже было приказать трубить отход, когда заметил рыцаря без шлема, который в окружении оруженосцев отчаянно рубился под орденским штандартом. Поняв, кто перед ним, псковский князь бросился в атаку на ландмейстера.
Телохранители Довмонта ураганом налетели на оруженосцев магистра, прокладывая своему князю дорогу к фон Лютенбергу. Наконец два военачальника оказались лицом к лицу. Магистр уклоняться от личной встречи не стал, а пришпорил коня и схватился на мечах с псковским князем. Довмонт отбил вражеский клинок щитом и, в свою очередь, рубанул наотмашь. Кони крутились на месте и грызли друг друга, роняя клочья пены, словно ненависть всадников передалась и им. Отразив еще один выпад магистра, Довмонт отбросил щит, перехватил меч двумя руками, привстал на стременах и нанес разящий удар. Фон Лютенберг попытался его парировать, но немецкий клинок хрустнул, как гнилой сучок, и тяжелый княжеский меч обрушился на коня ландмейстера, который стал заваливаться на бок. Магистр оказался на земле, придавленный мертвой тушей, а Довмонт свесился с седла и хотел добить врага колющим ударом. Но княжеский конь, испуганный отчаянным криком крестоносцев, шарахнулся в сторону, и вместо того чтобы пригвоздить фон Лютенберга к земле, Довмонт только ранил его в лицо.
Понимая, что большего уже не достичь, псковский князь велел трубить отступление и отходить в Кром, пользуясь возникшей у немцев суматохой и паникой. Вражеская осадная техника была пожжена и разломана, магистр ранен, а немало немцев и королевских людей иссечено русскими ратниками. Довмонт с дружиной прикрывал отступление, но крестоносцы их не преследовали, им теперь было не до русских. В лагере царил жуткий погром, сотни раненых воинов требовали помощи, и по
Удача сопутствует храбрым. Новгородская I летопись старшего извода отмечает, что крестоносцы под Псковом «не успеша ничтоже, но большюю рану въсприяша, и стояша 10 днии». О том, что русские вышли из города и успешно атаковали превосходящие силы врага, сообщает Псковская III летопись: «Домонт же въ множеств ярости мужства своего, не дождавъ полковъ новъгородцких, с малою дружиною с мужи съ псковичи выехавъ, божиею силою победи и изби полки ихъ, самого же местера раниша по лицю». Конечно, можно в лучших традициях «новомодных» исследователей глубокой старины заявить о том, что все это летописец сочинил задним числом, что в большинстве летописных сводов сведения об этой битве отсутствуют, а в «Ливонской рифмованной хронике» про эту вылазку вообще нет ни слова. Но о том, как немецкие средневековые сказочники освещают большую часть исторических событий, мы уже говорили. Нельзя подвергать сомнению или осмеянию каждое героическое деяние предков только на том основании, что об этом ничего не написано у враждебной нам стороны. Для того чтобы воссоздать наиболее полную картину происшедших событий, мы и пользуемся источниками как отечественными, так и зарубежными. Они хорошо дополняют друг друга, но каждый летописец или хронист болеет за своих. Идя иным путем, рискуем просто потерять свою историю. Сделать это легко. Только что мы получим взамен? Прозападные байки местного розлива. Но так уж они лучше, вернее и правдивее? Никоим образом. Просто одни умеют ценить свою историю, а другие нет.
Но вернемся в героический Псков. Пока крестоносцы приходили в себя после учиненного псковичами погрома, пришла весть о том, что выступили новгородцы. Пехота плыла на насадах, а конница и дружина князя Юрия Андреевича (того самого, что убежал под Раковором) шла берегом. Двигались быстро, понимая, что дорога каждая минута и промедление смерти подобно. Что же до ливонцев, то, как только они узнали, какие силы против них выступили, то бросили свой лагерь и спешно переправились на другой берег реки Великой. Так им было спокойнее.
Почему же крестоносцы не ушли сразу и насовсем? Ведь такой отход изначально помог бы им избежать столкновения с главными силами русских, поскольку в бой они уже не собирались вступать? Скорее всего, потери, которые понесли ливонцы во время сражения, действительно были очень тяжелые, а раненых было достаточно много. Бросить их было нельзя, в спешке отправлять в Ливонию – тоже. Вот и топоталось Христово воинство под Псковом, ожидая, когда одни окрепнут и встанут на ноги, а другим хоть малость полегчает. Когда же запахло жареным, то от греха подальше ушли рыцари за реку. Однако уверенность в своих силах у крестоносцев была подорвана.
Едва новгородская рать стала станом под стенами города, как князь Юрий послал к ландмейстеру гонца, чтобы обсудить условия перемирия. И фон Лютенберг не поленился, а погрузился со своими оруженосцами в челн и переправился на противоположный берег. По словам автора «Старшей Ливонской рифмованной хроники»:
И мир хороший они заключили,
Русских обрадовавший.
Вполне вероятно, что так оно и было, поскольку в Новгородской I летописи старшего извода говорится о том, что русские «взяша миръ чресъ реку на всеи воли новгородьскои». Правда, пока это было только перемирие. Но тем не менее. Можно представить, как кривилось перевязанное лицо Отто фон Лютенберга, когда он был вынужден скрепить этот договор. Столько усилий, столько вложенных средств, собрана одна из самых крупных армий за всю историю присутствия немцев в Прибалтике – и такой плачевный результат! Было от чего впасть в уныние. Но беды ливонцев только начинались…